Гойда

– Чего не знаю, того не знаю, – развёл руками Малюта. – Да раз уж ты, Фёдор Алексеич, так удачно попался, вот ты теперь и доложи царю эти вести – окажи милость, как в старые добрые.

– Вон пошёл, – приказал Фёдор.

Малюта усмехнулся да развёл руками.

– Славный ты, от сразу мне по сердцу пришёлся, Фёдюш, – с тем добрым словом и покинул Скуратов царские покои.

* * *

Навалившиеся сугробы укрыли всё собою. Не было видно грани меж белым полотном да светло-серыми небесами. Редкие мелкие снежинки ниспадали наземь. Монастырские стены были заметены на треть. В святую обитель прибыл гость под личиною бессребреника, и всем было ведомо и имя его, и сила его, и власть. Иоанна Васильевича проводили к келье отца Филиппа, и та боле походила на узницу. Сам святой отец всё больше казался бестелесным призраком, нежели живым человеком. Его руки, бледные и ослабленные, томились в оковах. Взгляд полнился светом, будто из другого мира. С уст Иоанна сорвался короткий вздох.

– Отчего в моём сердце не поднимается ничего, глядя, как ты гибнешь здесь? – вопрошал царь, медленно расхаживая по келье.

Старец едва шевельнулся, и цепи отозвались страждущим звоном.

– Быть может, – молвил Иоанн, взирая на Филиппа, – оттого, что ты ведал о замысле Бельского? О том зле, что уготовил он, покуда я со своими верными слугами супротив латинов выступать ходил?

– Я не мог отвратить ничего, – тихо ответил Филипп. – Не могу и нынче.

Иоанн злобно усмехнулся, мотнув головой.

– Стало быть, – произнёс царь, едва разведя руками, – и я не отвращу той злобы, которую не я, но слуги мои уж давно затаили на тебя.

* * *

Фёдор спускался с каменной лестницы, спеша встретить государя. Иоанн к тому времени уже отдал поводья конюшему. Подняв хмурый взгляд на Басманова, царь жестом велел следовать за ним. Несколько минут они ступали по заснеженному двору, храня молчание. Наконец Иоанн остановился, глядя в застывшую пустоту пред собой.

Фёдору был хорошо знаком этот взгляд, этот пустой, непоколебимый взгляд. Басманову становилось не по себе, к этому нельзя было привыкнуть. Где-то в глубине души он боялся однажды самому увидеть то, что видит владыка. Наконец царь озвучил свой приговор, и Фёдора пуще прежнего пронял холод. Басманов поджал губы, внимая царскому указу.

– Словом и делом, мой царь, – молвил опричник да поклонился, положа руку на сердце.

Иоанн коротко кивнул и наконец свёл взор с неведомого призрака. Прищурившись, царь кивнул, вопрошая, о чём же Фёдор всё хочет сказать.

– Скверные вести, царе… – тяжело вздохнул Басманов.

Государь цокнул, потерев переносицу, а с уст его вырвался отчаянный вздох с облаком пара:

– Говори уж, – велел царь.

* * *

– А на кой чёрт тебе это? – спросил Генрих, едва прищурившись.

Штаден с Басмановым несколько посторонились от прочей братии, ожидая, как все будут в сборе к предстоящему делу. Немец и впрямь был малость озадачен.

– Да просто интересно, – пожав плечами, ответил Фёдор, а взгляд его, супротив беспечному тону, был сосредоточен. С подозрительностью Басманов натягивал поводья, удерживая Данку.

– Обещать не буду – не довелось опробовать, – честно ответил Генрих.

Фёдор коротко кивнул. Небо прояснялось. Братия с треском выбила ворота, врываясь во двор к Ивану Колычёву. Крестьян резали на месте, и кровь стыла на холодном снегу. Братия, что немудрено, бросилась насиловать да грабить. Фёдор же, отстранившись от остальных, направился к скотному двору. Оглянувшись, опричник открыл дверь, и петли пронзительно заскрипели на морозе. Фёдор скоро огляделся и схватил первую скотину, что попалась под руку – то была овца. Животное не успело издать и вздоха – опричник зашиб её насмерть с одного удара.

Быстро оглянувшись, Фёдор вытащил грубый холщовый мешок и завернул падаль и выволок с собой. Басманов вскинул свою ношу, прикрепив её к седлу. Оставив Данку, он поспешил в дом, как завидел что-то, выпавшее из окна. Сперва Басманов подумал, что это кто из братии скинул какое добро, что больно приглянулось. Да вскоре из-под снега показалась голова мальчонки.

Испуганный взгляд его встретился со взглядом опричника. Фёдор сразу признал сына Ивана Колычёва, пущай не мог припомнить имени. Мальчишка оцепенел, не то от падения, не то от страха. Басманов присвистнул, подзывая Данку. Мальчишка, видать, опомнился и помчался прочь, к мелколесью неподалёку.

Басманов стоял на месте, глядя вслед убегающему парнишке. Данка скоро явилась на свист хозяина, и Фёдор ловко запрыгнул на лошадь. Краем уха он слышал крики позади себя. Мельком Фёдор оглянулся – то был сам Иван Колычёв, и братия волочила его, избитого, по морозу. Басманов погнал Данку следом за мальчишкой – беглец к тому времени уже петлял меж деревьев.

Фёдор всё выжидал, как сокроется он от братии меж заснеженных стволов.

Настигши мальчугана, Басманов скинул с лошади мешок, с которого уж выступала тёмная кровь. Мальчишка, не помня себя со страха, глядел то на мешок, то на опричника, остановившегося пред ним.

– Молись, чтобы псам по вкусу боле пришлась скотина, нежели ты, – бросил Басманов, круто развернув свою лошадь.