Гойда

– Ведаю я не боле, чем ты, – ответил Фёдор, глядя Малюте в глаза.

Покуда не явился светлый государь в величественном и лучезарном облачении своём, братия продолжала переговариваться меж собою, но все голоса во мгновение стихли, лишь государь показался в зале. Братия пала ниц на каменный пол. Иоанн же поднял руку свою и осенил опричников крестным знамением.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – произнёс Иоанн, плавно водя рукою своей в воздухе, устремляя взор куда-то ввысь, точно глядел он сквозь стены, сквозь сам камень.

Опричники постепенно поднимались с колен, покуда владыка обходил вокруг стола, отбивая каждый шаг свой ударом посоха. Царь занял место во главе стола, окидывая свою братию взглядом.

– Великий государь, – с поклоном обратился Андрей-немец.

Коротким кивком Иоанн велел продолжить.

– Почтенно передаю вам письмо, владыка, – продолжил чужеземец, доставая из внутреннего кармана послание, принятое от гонца.

Государь было протянул руку, унизанную перстнями.

– От Андрея Курбского, – доложил немец.

Опричники замерли, боясь тронуться с места. Иоанн же слегка наклонил голову да раскрыл шире глаза свои. Все взоры уставились разом на великого государя. Его молчание страшило ныне боле, нежели громкая брань. Иоанн коснулся пальцами желтоватого конверта, да что-то сделалось с ним. Бумага упала ему под ноги. Взгляд свой, медленно наполняющийся горячим безумием, уставил на Андрея. Ноздри вздымались от каждого вздоха.

– Чего ж я стал слаб да немощен… – вздохнул Иоанн, чётко проговаривая слова, стиснув зубы.

На лице Андрея сгущались тревога и волнение. Он бросил короткий взгляд на письмо, потом обратно на государя. Иоанн кивнул и вновь протянул руку свою, дабы немец вновь вложил в неё послание. Стоило Андрею едва наклониться, опустив взгляд, резкий удар рассёк его щёку да повалил на землю.

Немец тотчас же попытался отползти прочь, но величественная высокая фигура поднялась со своего трона, в неистовом гневе сжимая свой посох, который уж окрасился кровью. Иоанн вновь замахнулся, и Андрей прикрыл лицо своё и голову, как вдруг удар пришёлся мимо него. Когда чужестранец открыл глаза, первое, что предстало пред его взором – золотой посох государя, ударивший во всей силе буквально на волосок от головы Андрея.

Затаив дыхание, немец поднял взгляд свой на государя, не предвидя того, что узреть ему пришлось. Меж Андреем и государем стояла фигура Фёдора Басманова. Тот одной рукою едва касался посоха, вторую, изогнув в локте, чуть приподнял несколько выше груди, точно готовясь самому принять удар. Сам царь был в гневе, равно как и в замешательстве. Руки его дрожали от злости, которая сейчас наполняла жгучим огнём все жилы его, всю его плоть.

– Поди прочь, – процедил сквозь зубы Иоанн, со злостью поднимая посох свой.

– Не стоит Андрей гнева вашего, предобрейший наш владыка, – произнёс Фёдор едва ли шёпотом.

– Гнева моего на шкуре своей испытать жаждешь?! – Иоанн схватил Басманова за ворот кафтана да толкнул в сторону с такою силой, что он едва на ногах устоял.

Государь уж было замахнулся, чтобы гонцу весь гнев да учинить, ощутил, будто бы посмел кто его остановить. В гневе обернулся государь – то был Басманов. Схватился двумя руками за посох царский.

– Не ведаешь же, что творишь, вымесок басманский! – с теми словами царь было хотел вырвать оружие своё, да с первого порыву не удалось.

– Отчего не молят о милости вас? – тихо произнёс Басманов. – Ныне взываю к милости вашей, к множеству щедрот ваших.

Иоанн слышал слова Фёдора, через силу внимая им.

– Молю о милосердии, светлый государь. Внимаете вы мольбе моей? – спросил Фёдор и тут же отпустил посох.

Басманов был безоружным – будто бы в знак того он развёл руками. Фёдор глядел прямо в глаза царя, в то время как Иоанн боролся с бушующим пенистым океаном ярости и боли, который пробудился от одного лишь имени Андрея Курбского. Уж рынды подоспели, да остановил их государь, глубоко вздыхая. Он крепко сжал посох, но уже не как оружие, а как опору.

– На что мне быть милостивым, ежели подле меня столько зла? – спросил Иоанн, глядя на молодого опричника.

Фёдор медленно опустился на колени, чуть склонив голову перед государем. Он сложил руки на груди, будто бы готовясь к таинству причастия.

– Ежели нет милости боле в сердцем вашем, готов принять и гнев, и ярость вашу, – произнёс Фёдор, поднимая взгляд на Иоанна. – Ибо клятву давал и служить буду вам, душою, помыслами и делом, во веки веков.

Иоанн усмехнулся и вскинул голову вверх, силясь унять боль, что терзала его. Наконец он провёл рукою по своему лицу. Потерев переносицу, он глубоко вздохнул и обратил взор на Фёдора, стоявшего перед ним на коленях.

– Аминь, – тихо произнёс Иоанн, благословляя опричника своего, коснувшись кончиками пальцев головы юноши.

Глава 4