Гойя, или Тяжкий путь познания

В первую минуту Мануэль ничего не понял: вместо ожидаемой яростной грозы на него излился поток счастья и милостей. Он стоял и хлопал глазами. Потом его охватила бурная радость. Por la vida del demonio! Да он на самом деле счастливчик! Все, к чему он ни притронется, идет ему на благо! И как весело, как забавно все обернулось. Теперь он отплатит дону Луису-Марии за то, что тот посмел так дерзко посмотреть на него, словно он, Мануэль, — воздух. Теперь он, Мануэль, будет спать с сестрой высокомерного вельможи, теперь он, презираемый Мануэлито, сделает этого полубурбона настоящим Бурбоном, бастарда Луиса сделает законным инфантом.

Вот что почувствовал Мануэль и преисполнился гордости. Недаром отец называл его своим исправным бычком. Вот этой самой исправностью и завоевал он королеву, и с самодовольным чувством собственника, с нежностью и любовью поглядел он на свою старушку Марию-Луизу.

Она зорко следила за ним. Она ожидала, что от ее новости он оторопеет, смутится при мысли об известной особе, об этой Пепе Тудо, и о своей безрассудной женитьбе. Но на его лице не было заметно ни малейшего смущения, или хотя бы замешательства. Наоборот, он был великолепен в своем блестящем мундире. Его широкое, полное красивое лицо сияло благодарностью, и только. На какое-то мгновение Мария-Луиза подумала, что все это просто враки, что постыдной женитьбы не было вовсе.

На самом же деле Мануэль от избытка счастья совсем забыл о Пепе и своем тайном браке. Однако потом, спустя несколько минут, вспомнил. «Carajo!» — подумал он. И «carajo» можно было прочесть на его лице. Но волна счастья, подхватившая его, тут же смыла всякую растерянность. Уничтожить этот брак показалось ему нетрудным делом. Нужен только некоторый срок.

Он рассыпался в горячих благодарностях королеве, все снова и снова покрывая ее мясистую унизанную кольцами руку пылкими поцелуями, а затем попросил разрешения оповестить королевскую фамилию и страну о предстоящем счастливом бракосочетании с доньей Тересой через две-три недели. Королева, горько усмехнувшись в душе, спросила с невинным видом о причинах отсрочки. Он напустил на себя таинственность. Ему-де надо сперва осуществить кое-какие политические планы, которым может помешать его возвышение.

Но чем больше он думал, тем труднее представлялось ему выйти из положения. Он, разумеется, мог просто отречься от своего тайного брака; стоит ему только мигнуть великому инквизитору, и его земляк падре Селестинос исчезнет в каком-нибудь отдаленном монастыре. Но что предпримет Пепа? Узнав, что брак ее не состоялся, она почувствует себя героиней одного из своих романов. Пожалуй, еще покончит с собой каким-нибудь высокопоэтическим способом или выкинет другое невероятное драматическое безрассудство, и его брак с инфантой станет невозможен. Конечно, он мог бы придумать средство навсегда убрать со своего пути также и Пепу, но он уже не мыслил себе жизни без нее.

Мануэль не видел выхода и доверился своему Мигелю.

Тот выслушал его с вежливым участием, но в душе был очень взволнован. Мануэль, по мере того как росла королевская милость, делался все более заносчивым, все чаще обращался он со своим секретарем, как с лакеем. Его бесстыдное корыстолюбие, его неразборчивая похотливость, его не знающее удержу тщеславие все больше и больше отталкивали Мигеля. Теперь, когда первый министр стал ему жаловаться на новые свои незадачи, Мигелю очень хотелось предоставить ему одному расхлебывать кашу, которую тот сам заварил. План хитрой королевы, без всякого сомнения, рассчитан на то, чтобы навсегда отдалить Мануэля от Пепы. Но Мануэль не расстанется со своей Пепой, а донья Мария-Луиза не потерпит такой постоянной связи: она будет мстить и свалит Мануэля, если он, Мигель, ему не поможет. Должен ли он ему помочь? Какое это было бы счастье, настоящее счастье, отделаться от этого пустого, заносчивого человека! Тогда он, Мигель, сможет отдать все свое время картинам, сможет закончить свой большой труд — Словарь художников.

Но тут он мысленно представил себе, как сидит бесконечно одинокий среди своих картин и бумаг. Он знал: совершенно так же, как Мануэль навсегда прикован к Пепе, его, Мигеля, мысли будут вечно с тоской кружить вокруг Лусии. Отвлечь его способна только захватывающая политическая игра; он не может жить без нее, не может отказаться от надежды вывести Испанию из нынешнего ее упадка. Он поможет Мануэлю выпутаться из беды.

Он обдумал положение, составил план, предложил его Мануэлю. Тот жадно за него ухватился, обнял своего верного Мигеля, вздохнул с облегчением.

Затем пошел к королю. С таинственным видом сообщил, что обращается к нему по личному делу за советом и помощью, как мужчина к мужчине, как кабальеро к кабальеро.

— Что случилось? — спросил Карлос. — Мы справились с Францией, справимся и с твоими сердечными бедами.