Голая девка, или Обнаженная с кувшином

Коробейников схватил его за куртку:

– Они собрались плыть в Таврию!

– Чего ты кричишь? – тихо сказал заслуженный деятель, вырываясь и оглядываясь. – Я завтра уезжаю в Брюссель на симпозиум, пусть себе оживает. Пусть что хочет, то и делает. Пусть ее вдребезги разобьют. Я работу сделал. Что я вам – нанялся ее сторожить?

Он отбросил руку Коробейникова, забыл про свою даму и пошел по аллее, громко бормоча:

– Галатея… Таврия… Химволокно… Я говорил на худсовете – преждевременно! Народ не поймет! Нет… голую бабу им подавай!

С этого момента Коробейников стал разбираться в искусстве. Он хотел крикнуть вслед: «Катись отсюда, Пигмалион!», но ему в сердце будто врубился отбойный молоток. Он упал на асфальт, а дама завизжала.

К удивлению врачей Коробейников очнулся в сентябре. Лето куда-то подевалось… Рядом сидела его жена и вязала.

Он сказал ей:

– Искусство нельзя… того… до лампочки. А то все они разбегутся.

Потом он заснул, и ему приснилось, что он сам был когда-то каменной статуей с блокнотом в руке, и вот… того… ожил под влиянием сильного чувства.