Голая Джульетта

Теперь Энни работала фактически самостоятельно и львиную долю рабочего времени посвящала попыткам добыть для музея денег, что получалось все хуже и хуже. Казалось, ни у кого нет даже лишнего фунта для сирого и убогого краеведческого музейчика заштатного приморского городка. Будущее, как водится, сулило перспективы еще более мрачные. Иногда Энни проводила экскурсии для школьников – именно под этим предлогом ей и дали возможность ускользнуть из школьного класса. За информационной стойкой при входе обычно дежурила одна из общественниц – Вай, Маргарет или Джойс, иногда еще какая-нибудь старушка. От их болезненного желания быть полезными щемило сердце – в те редкие моменты, когда Энни их вообще замечала. Когда намечалась какая-нибудь выставка, Энни работала вместе с внештатным куратором Роз, преподававшей также историю в колледже Дункана. (Дункан, естественно, не считал их редкие столкновения в подсобке музея достаточным основанием для беседы.) Сейчас Роз и Энни пытались подготовить фотовыставку, посвященную чрезвычайно жаркому лету 1964 года, когда городская площадь подверглась перепланировке, «Стоунз» выступали в кинозале «АВС» через дорогу, а море выплеснуло на берег труп двадцатипятифутовой акулы. Через все местные и социально-исторические сайты они обратились к населению за помощью, но пока что получили лишь два снимка: самой акулы, скончавшейся от какого-то кошмарного грибка, – не слишком подходящее фото для выставки мажорного настроя – и групповой снимок развеселой компании. Давние друзья? Коллеги?

Этот поразительно высокого качества снимок, отпечатанный на фотобумаге, прибыл по почте через несколько дней после того, как они разместили свои объявления в Интернете. Мужчины без пиджаков, щеголяют подтяжками, женщины в цветастых сарафанчиках; неровные зубы, лица в лучиках морщин, набриолиненные волосы… Казалось, так они еще никогда не веселились. Получив фото, Энни показала его Роз: «Глянь, можно подумать, что это лучший день в их жизни» – и засмеялась, убежденная, что безудержное веселье запечатленной на снимке компании объясняется искусством фотографа, алкогольным опьянением или какой-нибудь скабрезной шуткой, а вовсе не добрым днем, живописными окрестностями и общим настроем участников пикника. «Похоже, что так», – только и промычала сквозь зубы Роз.

Энни, собиравшаяся тогда в умеренно-приятное трехнедельное турне по Штатам – горы в Монтане, конечно, симпатичные, но не сногсшибательные, – почувствовала себя ущемленной. Разумеется, нетрудно представить себе, что в 1964-м, за пять лет до ее рождения, в Англии проживало достаточно людей, для которых день в северном приморском городке становился значительным событием. Она снова всмотрелась в снимок, стараясь угадать, что это за люди, чем они занимаются, сколько у каждого из них денег в кармане, какой продолжительности у них отпуск, сколько они уже прожили и сколько им осталось… Энни не особенно шиковала, однако она побывала в каждой из достойных, с ее точки зрения, европейских стран, летала в Америку и даже в Австралию. Она подивилась тому, насколько изменилась жизнь, и цель выставки вдруг представилась в ином свете – точнее, цель просто исчезла, энтузиазм улетучился. Мысли перескочили на городок, в котором Энни осела, на его значение для проживавших в нем людей. Она вдруг осознала, что теряет способность все это себе представить. К работе она всегда относилась серьезно и стремилась довести до каждого посетителя музея свои личные ощущения.

Мертвой акулой улов их и ограничился. Энни уже поставила крест на 1964 годе в качестве темы выставки. Ничего не говоря Роз, она раздумывала, как расширить охват экспозиции, не распыляясь и не нарушая единства замысла. Трехнедельный отпуск «укрепил ее в вере», вернул надежду. К тому же предстояло перебрать накопившуюся за восемнадцать дней почту.

Пришли еще два снимка. Один был от мужчины, перерывавшего архивы недавно почившей матери, – прелестная девочка-дошкольница перед балаганчиком Панча и Джуди. Другой, без сопроводительного письма, – все та же злосчастная акула. Энни понимала, что акулу непременно придется представить гвоздем выставки, но на этот снимок даже глядеть не хотелось. В обращение к населению она эту акулу включила лишь как напоминание о наиболее знаменательном событии, отметившем тот жаркий год, как зацепку для памяти. С таким же успехом можно было написать «НУЖНЫ ФОТКИ ТРУПА БОЛЬНОЙ АКУЛЫ». На этом снимке угадывалась дыра в боку рыбины, проеденная грибковой гнилью.