Голая Джульетта

— Ага, точняк, кантри-вестерн, всякая херн… — Тут Гэв спохватился, что находится не в пабе, а в городском музее.

— Ничего такого я не говорила, — запротестовала Энни. — Я просто сказала, что много его слушала. В том числе и «Голую Джульетту».

— Не-е, не надо. Вы говорили, что он ваш любимый и прочее, — настаивал Барнси. — Но… Ведь вы с ним встречались в Америке?

— Нет, не с ним.

— Во, блин, у вас знакомых американцев больше, чем их вообще есть в Америке.

— Извини, — сказала Энни Такеру, когда Гэв и Барнси отошли. — Народ воображает, что мы с тобой пара.

— А что за американец, с которым ты там встречалась, в Америке?

— Да не было никакого американца.

— Я так и думал.

Такер, разумеется, понял, что Энни в него некоторым образом «втюрилась», но считал себя слишком старым, чтобы испытывать по этому поводу какие-нибудь эмоции кроме ребяческого удовольствия. Привлекательная женщина, умная, отличный собеседник, добрая, молодая… ну, в сравнении с ним, во всяком случае. Десятью-пятнадцатью годами ранее он бы не преминул перебрать в памяти все свои доблести и принять как данное обреченность отношений, увериться, что и в этом случае он все испортит; не забыл бы и то, что проживают они на разных континентах, и все прочее. Однако он исходил из того, что «имеющий уши да услышит», что она не глухая и не слепая и что тут caveat emptor[18] — пусть сама решает. Но дальше-то что? Он не имел понятия, способен ли он еще заниматься сексом и не убьет ли его это, если все-таки способен. И если секс его прикончит, осчастливит ли его смерть здесь, в этом городке, в постели Энни? Джексона не осчастливит, это точно. Но отказаться от секса до тех пор, пока Джексон не встанет на ноги? Сейчас сыну шесть… Двенадцать лет ждать? Через двенадцать лет Такеру стукнет семьдесят, тогда возникнут новые вопросы. К примеру: кто захочет с ним спать, когда ему исполнится семьдесят? И на что он тогда будет способен?

Самое мучительное следствие его медицинского приключения — нескончаемый поток вопросов. И не только о том, кто захочет с ним спать, когда ему стукнет семьдесят. Вопросы, касающиеся пустых десятилетий от «Джульетты» до приступа; вопросы относительно десятилетий — он надеялся, что этих десятилетий окажется не одно, — после приступа. Получить ответы на эти щекотливые вопросы он не рассчитывал, так что вопросы можно было считать риторическими.

Будь он персонажем популярного телесериала, несколько дней, проведенных в чужом городе с доброй женщиной, разумеется, вдохновили бы его, пробудили в нем веру в свои скрытые до той поры возможности, и он вернулся бы домой, чтобы тут же выдать на-гора потрясающий новый альбом. В реальности Такер, однако, ощущал в себе все ту же привычную пустоту. И когда он уже был готов погрузиться в глубины уныния, Терри Джексон нажал кнопку музыкального автомата, и помещение заполнил голос соул-певца, которого Такер почти узнал — Мэйджор Ланс? Доби Грей? — и Гэв с Барнси принялись крутить свои сальто и стойки на руках на музейном ковре.

— Папа, ты ведь тоже так сможешь? — потянул его за рукав Джексон.

— А то!

Беседуя с самой активной общественницей, Энни заметила боковым зрением пожилую даму, которая разглядывала фотоснимок веселой компании на отдыхе. Энни извинилась, подошла к даме и представилась.

— Очень приятно, госпожа директор, — кивнула пожилая дама. — Меня зовут Кэтлин, можно попросту Кэт.

— Вы узнаете кого-нибудь на этом снимке?

— Вот это я, — указала Кэтлин. — Зубы у меня всегда были никуда. Неудивительно, что я их в конце концов лишилась.

Энни посмотрела на снимок, потом снова на женщину. На вид лет семьдесят пять, значит, в 1964-м ей было лет тридцать.

— Вы как будто не постарели. Правда.

— Понимаю, что вы хотите сказать. Тогда смотрелась старухой, а сейчас и есть старуха.

— Нет-нет, что вы! А вы поддерживаете отношения с остальными?

— Это моя сестра. Ее больше нет с нами. А парни… Они всего на день приезжали. Вроде из Ноттингема. Я их больше никогда не видела.

— Здорово вы здесь веселитесь.

— Да уж, повеселились. Пожалуй, недовеселились малость. Понимаете, что я имею в виду?

Энни изобразила соответствующее ситуации смущение.

— Очень активный парень мне попался. Всю облапал, сверху донизу. И я его прогнала.

— Что ж, — вздохнула Энни, — не ошибается тот, кто ничего не делает. Только действие может привести к проблемам.

— Может быть, может быть. Только что теперь-то?

— В каком смысле?

— Сейчас мне семьдесят пять, и я всю жизнь прожила без проблем. И что? Может, мне теперь медаль дадут? Вот вы директор музея, официальное лицо. Напишите королеве, пусть мне медаль выпишет. Иначе вся моя добродетель — это чертова потеря времени.

— Нет-нет, что вы, не надо так.

— А как надо?

Энни трусливо улыбнулась:

— Извините… Я на минуточку.