Голая Джульетта

Впервые за несколько минут Дункан собрался с духом и заглянул Энни в глаза. Много можно рассуждать о личном знакомстве, о близости, о привычках и не обращать на них внимания — пока не грозит опасность потерять то, что тебе близко, знакомо, с чем ты сросся. Дом, взгляды, партнер… Смешно. Как он мог даже думать об альтернативе. Джина с ее огненной прической-дикобразом и вульгарными ожерельями — типичный экземпляр для секса на одну ночь… Ох, звучит ужасно! Он не это имел в виду. Он просто подумал, что она вращалась в таких кругах, где секс воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Она же ездила на гастроли, в конце концов… Надо попросту забыть о случившемся, сделать вид, что ничего не было, и держаться подальше от Джины во время перерывов…

— Я не собираюсь выезжать из дома, — прервала его размышления Энни.

— Нет-нет, конечно. У меня этого и в мыслях не было.

— Что ж, и на том спасибо. Значит, решено.

— Абсолютно.

— Так когда?

— Что — когда?

— Завтра?

— Что завтра?

Он надеялся, что речь идет о каком-то мероприятии, о котором он забыл. Он надеялся, что восстановится нормальная жизнь, что они забудут об этом недоразумении.

— Когда ты съедешь?

— Я? Кх-х… Ха-ха… Нет-нет, я об этом тоже не говорил.

— Возможно. А я говорю именно об этом. Половина моей жизни коту под хвост. Вся молодость, точнее. И я не собираюсь тратить на тебя больше ни дня.

Она полезла в сумочку, вытащила десятифунтовую бумажку, швырнула ее на стол и вышла.

Глава 7

— И как вы себя чувствуете?

— Дерьмово, Малкольм. Как мне еще себя чувствовать?

— Определите иначе это… чувство.

— Дерьмово — значит я чувствую, что я дерьмо.

— Энни! Вы образованная молодая леди и вполне в состоянии выражаться более адекватно. Я бросаю в штрафную копилку десять пенсов.

— Не надо, пожалуйста.

— Первый раз я простил, но второй совершенно неоправдан. Не следует нарушать установленные нами самими правила.

Малкольм порылся в кармане, нашел монету и опустил ее в свинку-копилку, стоявшую на полке на уровне его головы. Мудрено спроектированная новомодная копилка с минуту поиграла монетой, прежде чем уложить ее к остальным таким же. Монета тихо пела в копилке, Энни с Малкольмом слушали ее песенку, завершившуюся успокоительным звоном. С десяток лежавших в копилке монет напоминали о произнесенных Энни «неприличных» словах, ни одно из которых не заставило бы покраснеть и ученицу младших классов.

Как-то Энни поплакалась Роз, что из всех ее кое-как функционирующих двухсторонних связей отношения с Малкольмом досаждают ей больше всего. Дункан до знаменательного объяснения в индийской едальне ее не слишком беспокоил, с матерью после отъезда той в Девон она общалась по телефону раз в неделю, минут по пятнадцать. А вот Малкольм… С Малкольмом она виделась по часу каждое субботнее утро. Стоило ей попытаться поднять вопрос о том, чтобы не видеться с ним каждое субботнее утро, а также и в любое иное время, Малкольм не мог скрыть своего расстройства. Когда Энни обдумывала бегство в Манчестер, Лондон или Барселону, поразительно быстро приходила на ум «безмалкольмность» этих поселений; может, и не раньше мыслей об отсутствии Дункана, но перебивая всяческие климатические, культурные и кулинарные мечтания.

Малкольм — ее психотерапевт. Она обратила внимание на его табличку в поликлинике, когда задумалась о своей бездетности. Почти сразу она поняла, что Малкольм ей не поможет. Слишком нервный, чрезмерно пугливый старикан, он всего боялся, даже Энни, которая в жизни никого не испугала. Однако когда она попыталась довести до его сведения, что не хочет более пользоваться его услугами, он расстроился, принялся ее уговаривать, упрашивать, снизил гонорар с тридцати до пятнадцати, а потом и до пяти фунтов в час. Оказалось, что Энни — его первый и единственный пациент. Давно мечтавший стать психотерапевтом, он воспользовался правом ранней пенсии и ушел с гражданской службы, чтобы обучиться вожделенной специальности. Фактически единственный специалист в Гулнессе, он определил Энни как самый интересный случай за всю свою практику… В общем, у мягкосердечной Энни уже в течение двух лет не хватило решимости покинуть Малкольма и его штрафную копилку. Почему его так занимала процедура с десятипенсовыми монетами, она постичь не могла.

— Почему вас так занимает копилка?

— Нет, Энни, мы говорим о вас и не должны отвлекаться.

— Вы что, телевизор не включаете? Там дерь… это слово не считается неприличным.

— Включаю. Но избегаю программ, где это слово не считается неприличным. К примеру, «Антиквариат вдоль дороги» как-то обходится без ругательств.

— Вот-вот, Малкольм, такого рода замечания как раз и наводят меня на мысль, что мы с вами не подходим друг другу.

— Какого рода замечания? Что в передачах, которые я смотрю, нет ругательств?

— Даже не в замечаниях дело, а в вашей гордой позе, в ваших осуждающих интонациях.

— Извините. Я постараюсь поменьше задаваться.