Голая королева

Глядя в спину Мурашову, который шел, мягко раскачиваясь и ставя ноги ровно перед собой, Кис подумал, что вообще-то, на самом деле, до некоторой степени, пожалуй…

Он вполне неплохой парень, этот Алекс.

Глава 25

…Когда над головой Георгия внезапно материализовалась из воздуха вторая голова, Алина вздрогнула от неожиданности.

И только спустя мгновенье поняла, что это голова Филиппа.

Она оцепенела. Как загипнотизированная, смотрела она большое полено, которое начало возноситься над головой секретаря.

Георгий принял ее замешательство за окончательное признание поражения и проговорил торжествующе: "Так-то оно лучше, крошка! Перспектива с утюжком возбуждает, правда? Ну ничего, потерпи немножко…

Полено достигло крайней верхней точки размаха и, словно в замедленной съемке, чуть качнувшись, плавно пошло вниз.

— … и мы с тобой получим удовольствие… — договаривал Георгий. — Сначала одно, потом дру…

Он осекся, увидев выражение Алиных глаз. Замерев на мгновенье, он что-то понял и стал оборачиваться…

Поздно. Удар обрушился на его череп с такой силой, что Аля зажмурилась.

Когда она раскрыла глаза, Георгий лежал с раскроенным черепом у дивана.

Он был мертв.

Обнаженное тело Алины было забрызгано его кровью.

Филипп возвышался над ней, словно статуя Командора. У него были безумные, побелевшие глаза. Он слегка раскачивался, глядя куда-то в пустоту, баюкая, как ребенка, окровавленное полено.

Все, он сошел с ума, — обмерла Аля. — А если полено сейчас опустится на нее?!!!

Внутри все болезненно скрутило от ужаса. Она скорчилась, подтянув ноги к животу, и застонала. Филипп перевел на нее взгляд и, словно придя в себя, неожиданно отшвырнул полено, рывком схватил Алю с дивана и крепко прижал к себе. Он крупно дрожал и непослушной трясущейся рукой гладил ее по волосам.

Казалось, он снова впал в странное забытье. Прошло, наверное, минут десять, прежде чем Филипп очнулся и принялся развязывать Алину. Она встала, не чувствуя под собой ослабевших ног.

— Он тебя насиловал? — тихо спросил Филипп каким-то странным, отсутствующим голосом.

— Пытался, — кратко ответила она.

— Но ему не удалось? — уточнил Филипп все тем же невыразительным голосом.

— Нет.

— Пойди умойся.

Аля, еще не веря в случившееся, обойдя, как в бреду, труп, поплелась к умывальнику и стала мокрыми руками оттирать с груди и живота кровь.

Филипп, стащив чужое полотенце с вешалки, намочил его и обтер ее ноги сзади — там было больше всего крови.

— На. — Филипп стянул с себя черную майку и протянул Але. Аля утонула в ее широтах.

— Умойся, — сказала она. — У тебя все лицо в крови…

Филипп, не глядя в зеркало, обтер лицо полотенцем и бросил его на раковину.

— Почему? — спросил он без всякого выражения.

Аля посмотрела на Филиппа с недоумением. Почему хотел изнасиловать?

Потому что подонок, почему еще?

— Я имею ввиду… Он требовал, чтобы ты позвонила?

— Требовал.

— А ты?

— Сначала отказалась. А когда он принес утюг…

— Утюг? Он тебя пытал утюгом?!

Алине показалось, что глаза его стали совсем белыми.

Светлыми-светлыми, с сузившимися волчьими зрачками.

У нее свело колени от неясного ужаса.

— Да… — пролепетала она. — То есть, на самом деле, нет… Он сделал вид, что нагревает его. Я не знала, что утюг холодный… И согласилась.

— И ты позвонила?

— Нет.

— Почему? — требовательно произнес Филипп.

— Я не буду звонить, Филипп. Отпусти меня. Пожалуйста… — с тихой, безнадежной мольбой проговорила Алина.

— Я не о том… Почему ты не позвонила, если согласилась? — Филипп снова говорил тихо и невыразительно, но теперь Аля отчетливо услышала, как в этом белом, ватном тумане шока вздымалась волна бесконечной, всеразрушающей ярости.

— Он не дал мне телефон, — старательно пояснила она, боясь, что попадет «из огня да в полымя». Что такое ярость Филиппа, ей было хорошо известно. — Не знаю почему, но когда я сказала «согласна», он попытался меня изнасиловать…

— Понятно. Это Марго.

Алина не поняла, при чем здесь Марго, но промолчала, не смея спросить. Филипп смотрел в сторону, что-то обдумывая. Наконец, он повернулся к ней и произнес с неожиданной легкостью, пожалуй даже несколько развязной веселостью, в которой слышалось облегчение, причины которого были Алине неведомы:

— Мы с ней договорились, что это говно твой секретарь тебя припугнет как следует, ударит разок-другой… Он, вонючка, вишь ли, обижен твоим невниманием, так у него руки чешутся! Я на это согласился. Но у него в другом месте чешется, выходит… А она, значит, Маргошечка, ему карты в руки дала, чтобы он с тобой разборки на свой лад устраивал! Ладно, я это сам улажу. Поди наверх.

И закройся там на ключ. Держи.

Филипп с улыбкой — все той же легкой, почти веселой улыбкой, протянул ей ключ от чердака.

Стараясь не смотреть на труп Георгия, Алина направилась к лестнице.

Нехорошее предчувствие холодило ей спину. Заперев люк, Алина уселась в полном оцепенении, бессмысленно крутя ключ в руках…

Она слышала, как внизу Филипп размашисто мерил шагами гостиную.

Потом что-то делал, скрипя стулом. Потом снова шагал.

Спустя какое-то время раздался звонок телефона.