Голая королева. Белая гвардия — 3

— Короче, что вы намерены делать? — спросил Мазур.

— Ну, разумеется, как можно быстрее покинуть страну, — словно бы даже с легким удивлением сказал Гастон. — Что же еще?

— А как насчет нарушения контрактов? — спросил Мазур.

Гастон усмехнулся, такое ощущение, с легким превосходством:

— В том-то и дело, господин полковник, что мы ни в малейшей степени не нарушаем контракта. Наоборот, скрупулезно его соблюдаем. Вот здесь, — он кивнул на стопу бумаг, — все контракты, и наши, и Леона. Они абсолютно идентичны, с одним маленьким отличием: в контракте Леона есть лишний параграф, по которому он получает… получал некую дополнительную сумму за то, что был командиром группы. Так вот, в контракте черным по белому написано, заверено подписями и печатями: в случае смерти работодателя, то есть генералиссимуса Олонго, контракт автоматически расторгается.

Более того, уж простите за меркантильность… В случае, если смерть работодателя последует не по причине каких-то наших упущений, мы при автоматическом расторжении контракта должны получить еще некие суммы — выходное пособие, если можно так выразиться. Работодатель мертв, и в том нет ни малейшего нашего упущения, в момент гибели мы его не охраняли. Так что наша позиция безупречна. Мы, собственно, после смерти Отца Нации продолжали служить исключительно добровольно — жалованье как-никак шло прежнее, и после коронации с нами наверняка подписали бы новые контракты. Но теперь… Одно дело — рисковать жизнью по контракту, и совсем другое — ждать, когда какая-нибудь сволочь подсунет отравленный джин, тем более что никакими обязательствами мы уже не связаны, — он решительно поднял ладонь, едва Мазур попытался открыть рот. — Господин полковник, я прекрасно знаю, что вы хотите сказать, нетрудно догадаться: что-то насчет повышения жалованья, чтобы мы остались. Я прав? Прав, судя по вашему лицу. Не пойдет. Если бы мы и согласились рискнуть, то за такие деньги, каких нам здесь никто не заплатит… В общем, я все сказал, — он поворошил бумажную стопу, вынул несколько листочков, схваченных большой никелированной скрепкой, положил перед Мазуром. — Вот здесь — пятнадцать уведомлений о том, что мы, в полном соответствии с указанными параграфами контракта, считаем его потерявшим силу и сбираемся как можно быстрее покинуть страну. В связи с чем просим о выплате оговоренного контрактом «выходного пособия», а также официальным образом готовы сдать казенное оружие, боеприпасы, форму. Прошу вас, прочитайте контракт сами и убедитесь, что я говорю чистейшую правду. Они все идентичны, но если не верите мне на слово, можете прочитать все до одного…

Никакой растерянности перед незнакомым текстом — на французском и на местном языке — Мазур не ощутил. Он попросту передал бумаги Лаврику.

— Четвертая страница, господин майор, — любезно подсказал Гастон. — Параграфы восьмой, девятый и десятый.

Лаврик быстро пробежал взглядом указанную страницу, кивнул, негромко сказал Мазуру по-русски, совершенно бесстрастно:

— Сукин кот прав стопроцентно. Все так и обстоит…

Тем не менее он из присущей ему в некоторых случаях педантичности один за другим брал очередные контракты, находил четвертую страницу, быстренько пробегал взглядом. Продолжалось это недолго, каких-то пару минут. Прокомментировал опять-таки по-русски:

— И здесь не сбрехал, все они идентичны…

Чуть-чуть выждав, Гастон вежливо спросил:

— Я не знаю русского, но, по-моему, господин полковник, господин майор подтвердит, что все обстоит в точности так, как я говорил?

Мазур кивнул.

— Прекрасно, — с видимым облегчением сказал Гастон. — В таком случае вам остается лишь наложить резолюцию «К исполнению» на все наши уведомления. Я вижу, вы не знаете французского — но это ничего не меняет, резолюции может наложить господин майор, уж он-то французский прекрасно знает. Главное — ваша подпись. Чем быстрее мы с этим развяжемся, тем лучше.

Мазур глянул на Лаврика. Тот пожал плечами, чуть развел руками и сказал по-русски:

— Никуда не денешься. Сейчас наложу резолюции, а ты подпишешь, ничего не остается…

Взял авторучку, придвинул к себе первое написанное от руки уведомление, написал два слова по-французски и положил бумагу перед Мазуром. Сохраняя на лице полную невозмутимость, Мазур подписывал резолюцию за резолюцией, про себя грязно ругаясь последними словами — не в чей-то конкретный адрес, просто затейливо матерился почище старого боцмана.