Голая королева. Белая гвардия — 3

Почти не раздумывая, она нажала кнопку, и, когда появился лакей, отдала короткий приказ, В глазах вымуштрованного слуги не мелькнуло и тени удивления. Он очень быстро вернулся, бесшумно катя перед собой никелированную подставку с небольшим телевизором и видеомагнитофоном на полочке пониже. Остановился рядом со столом, глянул вопросительно и после небрежного жеста хозяйки улетучился.

— Включите сами, что там следует, — сказала Лаврику хозяйка. — У меня вечные нелады с техникой.

Подключив провод к розетке, Лаврик развернул подставку вполоборота к сидящим, пощелкал кнопками и клавишами, вставил извлеченную из портфеля кассету — как отметил Мазур, отмотанную примерно до половины.

Папа старался изо всех сил, хозяйка тоже проявляла нешуточный темперамент — под соответствующее звуковое сопровождение в виде оханья, сладострастных стонов и прочих ахов. На жертву грубого насилия она не походила ни чуточки. Папа — умышленно, конечно — установил ее лицом к невидимой камере на памятной Мазуру огромной постели в бунгало и выбрал позу, позволявшую судить, что в этом вопросе он консерватизмом никак не страдал и прекрасно был знаком с последними европейскими веяниями на сей счет. Мазур усмехнулся про себя, очень уж велик был контраст: сидевшая напротив него утонченная дама, от которой за версту веяло огромными деньгами и хорошим европейским воспитанием — и растрепанная голая девка, громко стонавшая от удовольствия, вскрикивавшая что-то, наверняка не относившееся к шедеврам изящной словесности.

— Выключите эту дрянь, — сказала она почти спокойно. И, когда Лаврик нажал клавишу, тоном повыше и сварливее произнесла длинную фразу. Мазур разобрал лишь классическое «мерд» — а все остальное наверняка было еще почище. Богатые дамочки с образованием сплошь и рядом владеют лексиконом марсельского портового грузчика, было достаточно случаев убедиться…

— Надеюсь, это не в наш адрес, мадам Соланж? — невозмутимо осведомился Лаврик.

— Ну, конечно, нет, — сердито бросила она. — Скотина, черная свинья, неандерталец… Кто мог подумать…

— У людей бывают самые разные хобби, — сказал Лаврик нейтральным тоном. — Мадам Соланж, я надеюсь, вы достаточно умны и не станете уверять, что это просто какая-то бордельная девка, по какой-то игре природы похожая на вас как две капли воды? Когда вы только вошли в бунгало, и он принялся вас раздевать, прекрасно можно различить и ваше золотистое платье, то самое, от Тиффани, и ваше уникальное ожерелье, подарок супруга…

— Я не дура, — сказала она, зло поджав губы. — Ну да, это я…

— Помилуйте, я никогда не считал вас дурой, — сказал Лаврик светским тоном. — А поскольку ум у вас быстрый и расчетливый, вы наверняка сбережете мне следующие фразы…

— О да, — горько рассмеялась она. — Ничего сложного здесь нет. Либо я сделаю то, что вы от меня хотите, либо пленка попадет к мужу… — и на ее лице впервые появилась тень страха — пусть тень, но страха.

Ну да, подумал Мазур. Есть чего бояться. Как говорил Лаврик, рогоносец ревнив, как черт, дело может и не ограничиться дюжиной смачных оплеух и пригоршней спущенных в унитаз бриллиантов.

Дело для этой красотки может кончиться совсем скверно. Случались печальные примеры в этом самом веселом городе. Уличный бандит, подстерегший знатную даму на полпути меж дверцей роскошного автомобиля и дверью роскошного магазина, ворвавшийся в дом грабитель, партизаны очередного Фронта, взявшие в заложницы супругу «акулы капитализма» и как-то очень уж поторопившиеся ее убить… И всегда, что характерно, «парни в старых школьных галстуках» оказывались совершенно ни при чем, они непритворно скорбели, а полиция никогда не находила следов. Да вдобавок — черный. Хотя, будь на пленке белый, финал ничем не отличался бы…

— Иными словами, вы загнали меня в угол, и я у вас в руках? — спросила красотка, пытаясь сохранить достоинство, насколько удастся, и в этой не самой веселой жизненной ситуации.

— Как ни прискорбно, но дело именно так и обстоит, — кивнул Лаврик.

— Тогда что же вы хотите?

Лаврик сказал словно бы с некоторой отрешенностью:

— Мне известно еще, что вы вплоть до самого последнего времени были и любовницей князя Акинфиева…

— И вы намерены прокрутить мне еще одну пленку с такой же гадостью?

— У меня ее нет, — сказал Лаврик. — У меня вообще нет других пленок, только эта. — он кивнул на свой портфельчик, куда уже хозяйственно убрал кассету. — Но и ее, одной-единственной, за глаза достаточно. Да, вот кстати… Вы, надеюсь, уже поняли, что изображать перед мужем жертву насилия глупо? Во-первых, Папа, хоть и не образец благонравия, к насилию никогда не прибегал. Во-вторых, начало записи категорически опровергает версию о насилии — если вы помните…

— Причем тут Акинфиев?

— Милейший человек, верно?

— О да! — сказала она, улыбаясь, пожалуй что мечтательно. — Из настоящей старой аристократии, которой практически почти и не осталось. Был принят в свете… У него очаровательная дочь… Почему вас интересует именно он?