Если нам понадобился этот сигнал, то неужели остальные приматы не приняли его на вооружение? Действительно, в их арсенале имеются различные дружелюбные жесты, но улыбка свойственна только нам, и она играет огромную роль в повседневной жизни человека — как ребёнка, так и взрослого. Какой же аспект нашего существования заставил её приобрести такое значение? Ответ, похоже, в нашей пресловутой голой коже. Когда у обезьяны рождается детёныш, он крепко цепляется за шерсть матери. И не покидает её ни на день, ни на час. В течение недель и даже месяцев он не оставляет надёжное, уютное убежище, каким является для детёныша материнское тело. Позднее, когда он впервые решается удалиться от родительницы, он может мигом прибежать к ней и снова вцепиться ей в шерсть. Даже если обезьяна-мать не очень-то поощряет такой контакт (в особенности когда её детёныш становится старше и тяжелее), ей будет не так-то просто избежать его. Любая дама, которой приходилось выступать в роли приёмной родительницы шимпанзе, может это подтвердить.
Когда на свет появляемся
Ребёнок улыбается в первые недели после своего рождения. Однако следует отметить, что улыбка эта безадресная. Приблизительно на первой неделе она становится ответом на то или иное воздействие. Глаза младенца могут фиксировать определённые предметы. Вначале наиболее живо он реагирует на пару глаз, уставившихся на него. Сойдут даже два чёрных пятна на куске картона. Спустя несколько недель понадобится и рот. Два чёрных пятна и под ними линия, изображающая рот, наиболее эффективным образом спровоцируют реакцию младенца. Вскоре становится важно, чтобы рот открывался, и тогда глаза начинают утрачивать своё значение ключевых стимулов. На этом этапе, в возрасте трёх или четырёх месяцев, реакция младенца становится более специфичной. Теперь он реагирует не на любое лицо взрослого, а на конкретное лицо своей матери. Происходит процесс импринтинга.
И вот что удивительно. В процессе этого импринтинга ребёнок не в состоянии различать квадраты, треугольники или иные остроугольные геометрические фигуры. Зато он способен узнавать такие предметы, которые напоминают ему черты человеческого лица. Благодаря этому зрение младенца фиксируется на нужных объектах, и импринтинга на каком-нибудь неодушевлённом предмете, находящемся поблизости, не произойдёт.
К семи месяцам образ матери полностью запечатлён в сознании младенца. Что бы теперь она ни делала, образ этот сохранится у него до конца жизни. Утята усваивают этот образ, следуя за матерью-уткой, детёныши обезьян — цепляясь за мать. Привязанность к родительнице у ребёнка закрепляется с помощью улыбки.
Улыбка, как жизненно важный стимул, приобретает свою уникальную конфигурацию очень простым образом: мы приподнимаем уголки губ. Рот немного открывается, губы оттягиваются назад — совсем как при выражении страха, однако благодаря тому, что их уголки загибаются кверху, характер выражения изменяется коренным образом. Если линия губ приобретает иные очертания и уголки их опускаются, то возникает как бы «антиулыбка». Подобно тому как смех возник из плача, а улыбка — из смеха, так и недружелюбное выражение лица, как бы при качании маятника в обратную сторону, создаётся из выражения дружелюбия.
Но улыбка — это не только линия губ. Будучи взрослыми, мы способны выразить своё настроение изгибом губ, но ребёнку этого мало. Он не только вовсю улыбается, но и дрыгает ножками, размахивает ручками, протягивая их к объекту, вызвавшему его реакцию, что-то воркует, запрокидывает головку, выпячивает подбородок, выставляет вперёд туловище или валится набок, при этом глубоко дыша. Глазёнки у него разгорелись, они немного прищурены, под глазами или у глаз, иногда на переносице, появляются морщинки. Складка от крыльев носа к уголкам губ становится заметнее, ребёнок может чуть высунуть язык. Судя по движениям тела малыша, он вовсю старается установить контакт с матерью. При всей своей неуклюжести ребёнок как бы демонстрирует нам всё то, что осталось от первобытной, свойственной приматам реакции — стремления уцепиться за мать.