Голая правда

— Напрасно сомневаешься, дорогой муж. Я неплохо знаю людей и их тягу к чужому грязному белью. Они прочитают. Хотя бы для того, чтобы узнать некоторые не очень чистые способы сколачивания капиталов…

Барыбин побледнел. Он понял ее намек. Это был удар ниже пояса. Когда между ними еще оставались какие-то чувства, в минуту глупой откровенности, о которой он сразу же пожалел, он рассказал ей о некоторых деталях своей коммерческой деятельности. Там было несколько не очень чистых, а то и просто криминальных эпизодов.

— Тебе никто не поверит, — глухо сказал он внезапно охрипшим голосом. — Не осталось ничего: ни документов, ни свидетелей, а слова — это пустой звук.

— Поверят. Хотя бы потому, что захотят поверить. Запачкаться легче, чем потом отмыться. А тебе это будет трудно вдвойне.

— Чего ты этим хочешь добиться?

— Ничего. Правды. Голой правды.

— Ты свихнулась. Ты рискуешь нажить себе кучу врагов.

— А тебе не кажется, что именно к этому я стремлюсь?

— Ты давно была у психиатра? Тебе пора провериться.

— Схожу. После выхода книги. Тебя приглашаю обмыть получение гонорара. Придешь?

— Сколько ты хочешь за то, чтобы мое имя в твоей книге не встречалось?

— Нисколько. Это благотворительная акция. В целях просвещения человечества.

— Назови сумму. Естественно, сумма, назначенная при разводе, сюда не войдет.

Закинув голову, Шиловская звонко расхохоталась. Белая тонкая шея вытянулась, грудь задрожала — она выглядела очень соблазнительно и хорошо это знала. Еще несколько месяцев назад Барыбин не удержался бы, чтобы не впиться губами в ее шею, в то нежное место, благоухающее духами, которое обычно скрыто копной волос. Но сейчас… Глухая ненависть толчками стучала в висках. Хотелось вскочить, заорать на нее, швырнуть на пол, ударить изо всех сил…

— Ты удивительно глуп, мой дорогой супруг, поражаюсь, как я этого раньше не замечала, — неожиданно спокойно и холодно произнесла Шиловская. — Я уже устала повторять тебе, что я не продаюсь. Ты привык к тому, что все в этом мире можно купить за деньги. А то, что нельзя купить за деньги, можно купить за очень большие деньги. Ты думал, что и меня купил. Так вот, я — редкое исключение из правил. Я не продаюсь. Боюсь, что тебе будет это трудно понять…

— Я постараюсь, — сказал он, вставая.

Дальнейшие переговоры были бесполезны. Она упряма как ослица, и чем больше с ней споришь, тем больше она заводится.

Она всегда была такая, просто раньше он не замечал в ней недостатков, был опьянен сильнее, чем алкоголем, вниманием этой красивой, умной, безумно интересной женщины.

А теперь он вообще жалеет, что встретился с ней. Если бы он обладал даром предвидения, то постарался бы спрятаться от нее, как от урагана, который все крушит, все сметает на своем пути, одержимый одной болезненной страстью крушить.

…Они впервые встретились на каком-то банкете. Его вытащила из-за стола полупьяная Величко и потащила знакомиться со своей лучшей подругой. Он был тогда, после развода с первой женой, сбежавшей в Штаты с его компаньоном, ужасающе, потрясающе одинок. Тогда его жизнь скрашивали только веселые ночные девочки, приезжавшие по вызову в любое время, когда он ощущал потребность в компании.

Она стояла с бокалом шампанского в руке среди солидных мужчин, вившихся вокруг нее, как мухи около блюдца с вареньем. Если бы она захотела, любой из них почел бы за честь оказаться ее спутником жизни. Когда ее выбор пал на Барыбина, как он гордился и был счастлив — какой он был тогда дурак!

Она была в тот вечер бледна и почти без косметики на лице — только серые глаза с тревожно расширенными зрачками выделялись болезненным лихорадочным блеском (после того как он ее хорошо изучил, Барыбин знал, что блеск в ее глазах означал всего лишь чрезмерную дозу спиртного). Волосы были подняты надо лбом в высокую прическу, отчего шея казалась тоньше, длиннее и беззащитнее.

Они разговорились. Неожиданно у них оказалось много общего во взглядах. Точнее, она тогда умело изображала родство душ. Ему показалось, что он встретил близкого человека. И все, коготок увяз — всей птичке пропасть.

Он был горд знакомством с ней и ее вниманием. Он казался себе избранным. Естественно, ведь Евгения могла выбрать себе любого из когорты людей, счастливых одним знакомством с ней. Но она выбрала его. Почему? Этот вопрос он часто задавал себе и не находил ответа, приписывая выбор своим личным достоинствам.

Теперь, после того как ее жизнь стала для него открытой книгой, в которой он читал без труда ее тайные желания, видел ее интриги и несбыточные планы, Барыбин понимал, что выбор Евгении был во многом случаен. Он просто подвернулся в тот момент, когда ей в голову пришла очередная идея под названием «в жизни есть место романтике», и Шиловская решила поразить весь театральный мир головокружительным браком, в который он внесет деньги, а она — собственную красоту, ум, талант. И этот сплав даст ей то, о чем она, не признаваясь себе, страстно мечтала, мучительно вожделела — славу.