Голая правда

— Если нет другого лома. Я сама пойду к ней.

— Ты ее не знаешь. Она прикинется перед тобой бедной овечкой, которую грызут злые волки, и ты первая ее пожалеешь. А потом она посмеется над тобой и выкинет что-нибудь остренькое, о чем можно будет рассказывать своим друзьям, чтобы у них животы подводило от смеха.

— Я выкраду у нее записи.

— Уверен, у нее есть копия в сейфе какого-нибудь банка.

— Если она не захочет отдать, я ее…

Ирина подняла на мужа глаза, полные непролившихся слез. Он подошел к ней и ласково обнял:

— Девочка моя, я не пущу тебя. Это все равно что купаться в одной ванне с акулой.

Она прошептала:

— Ты понимаешь, у нас нет другого выхода…

Он сказал, напрягшись всем телом в страстном желании защитить ее от всего враждебного мира:

— Понимаю…

…Ирина не знала, где живет Шиловская. Как-то, когда они проезжали около Патриарших прудов, Алексей бросил, кивком указывая куда-то в сторону:

— Здесь обитает моя благоверная. Свила себе змеиное гнездышко.

Она запомнила только большой желтый дом с аркой, ведущей в затененный старыми деревьями двор. Напротив аптека — зеленый крест, чаша, обвитая змеей. Ну, не беда, она зрительно запомнила дом, а номер квартиры можно узнать у жильцов.

Она надела свой старый плащ, чтобы не выделяться из толпы. Надела темные очки. Пожалела, что у нее нет пистолета. Если пригрозить ей пистолетом, может, она испугалась бы и тогда…

Дом она нашла быстро. Вошла во двор. Ее окружали десятки одинаковых окон. Которое из них?

Ирина села на лавочку в тени густых деревьев. В песочнице играли малыши. Их крики отражались от стен, образующих замкнутый четырехугольник, и продолжали гудеть, как комар, попавший в банку.

Она улыбнулась. Скоро у них с Алексеем тоже будут дети. Много детей. Они оба так мечтают об этом. Интересно, ведь у нее тоже есть ребенок. Кажется, девочка. Да-да, Алеша говорил, что девочка. Она живет с ее родителями где-то в провинции. Интересно, она любит свою девочку? Почему она тогда не живет с ней? Чтобы без помех портить жизнь другим людям?

Ирина представила, как Евгения в своем театральном облике Дездемоны поднимает на руки прелестного маленького ребенка. Трогательная картина. Скоро и они с Алешей будут так подкидывать на руках крошечное дитя. Осталось только небольшое препятствие — она. И это препятствие будет устранено.

Конечно, ведь цыганка ей сказала, что у нее будет много детей. Значит, если все до сих пор сбывалось как по писаному, то так и будет. Она не обманула ее, эта старая цыганка из пригородной электрички…

Цыганка сказала, что все зависит от нее, от Ирины. Что поделать, она никогда никому зла не желала и теперь не желает. Шиловская — это только препятствие. Ведь они с Алексеем хотели по-хорошему… Она не понимает, не хочет понимать. Надо же, как получилось. В руках этой змеи с ангельским личиком сразу две жизни — ее и Алексея. И жизни их будущих детей. Ведь если не станет Алеши, то и Ирины не будет, она просто не сможет без него жить. И детей не будет.

Ирина прищурилась на солнце, выплывавшее из-за облачного марева. Сразу стало жарко, пришлось расстегнуть легкий плащ. Густая листва отбрасывала на лицо шевелящиеся кружевные тени.

«Все будет хорошо», — повторяла Ирина как заклинание, осторожно оглядывая двор: у кого бы спросить, где живет Шиловская. Но двор был по-утреннему пуст, только в песочнице играли дети, и их матери выглядывали из распахнутых настежь окон.

Ирина встала и вошла в подъезд. Надо сначала обойти все этажи и осмотреть, нет ли где таблички на дверях или списка жильцов.

За пятнадцать минут она обежала все подъезды. Никакого намека на то, что здесь обитель актрисы, она не нашла.

План срывался. Ирина нервно кусала губы. Надо было торопиться. По словам Алексея, Шиловская Допоздна валяется в постели, но ведь не будет же она ее ждать целый день…

Она решилась. Одернув плащ и поправив волосы, Ирина решительно позвонила в первую попавшуюся квартиру. Никакого ответа.

Она поднялась на этаж выше. Позвонила. За дверями, обитыми толстым слоем дерматина, послышалось приглушенное шарканье. Шаги стихли, светлое пятно глазка потемнело.

— Кого надо? — раздался дребезжащий голос.

— Извините, пожалуйста, я хотела только спросить…

Дверь приоткрылась на цепочку. Из щели высунулось сморщенное, как печеное яблоко, лицо:

— Кого тебе?

— Извините, — с приятной улыбкой проговорила Ирина. — Я ищу квартиру актрисы Шиловской. Мне сказали, что двадцатая, а там никто не открывает…

— И правильно не открывают, в двадцатой все на югах. А Шиловская живет в сорок шестой.

— Спасибо большое, я что-то напутала, — поблагодарила Ирина и весело застучала каблуками по лестнице.

Она долго звонила в сорок шестую, дрожащей рукой нажимая на тугую пуговку звонка. Никто не открывал. Ирина от волнения кусала губы, сделавшиеся багрово-красными, но все же не уходила.

Наконец послышались чьи-то легкие шаги, и приятный женский голос крикнул:

— Кто там?

— Я к Евгении Викторовне, — громко сказала Ирина, ее голос отозвался гулким эхом в подъезде, сердце стучало, подпрыгивая в груди, как мячик.