Голая правда

В тот вечер на Лене был белый свитер из ангоры. «В этом свитере, да еще при этом безумном свете ты похожа на привидение», - сказал Клемент. Взявшись за руки, они вышли прогуляться по извилистым дорожкам, пересеченным черными, почти твердыми на вид тенями. Луна той безветренной ночью была какой-то особенно яркой и пугающе близкой. «Она сегодня как будто ближе, чем обычно», - сказал он, щурясь от слепящего блеска. Он любил поэзию точного знания, но уж очень математически выведенной была представшая перед ним картина. В этом удивительном сиянии его скулы и подбородок выглядели особенно мужественно. Они с Леной были в точности одного роста. Она и раньше знала, что он от нее без ума, но, оказываясь с ним наедине, чувствовала к тому же его желание. Вдруг он потянул ее в кусты и бережно уложил на траву. Они поцеловались, он ласкал ее груди, а потом лег сверху и попытался раздвинуть ей ноги. Она ощутила его эрекцию и сжалась от смущения и страха. «Клемент, я не могу», - прошептала она и виновато поцеловала его. Она и так позволила ему слишком много, больше, чем кому бы то ни было еще, и предпочла бы, чтобы он поскорее забыл о ее щедрости.

- Но в ближайшее время нам обязательно нужно будет это сделать.

Он откатился от нее.

- Почему? - нервно хихикнула она.

- Потому что. Смотри, что у меня есть.

Он вытащил из кармана и показал ей презерватив. Лена взяла его и провела большим пальцем по гладкой резиновой поверхности. Она старалась отогнать от себя подозрение, что посвященные ей стихи - все эти его сонеты, вилланелли, хайку - просто уловки, призванные подготовить ее к этой комедии с резинкой. Она поднесла презерватив к глазу, как монокль, и поглядела сквозь него на небо. «Я почти вижу луну».

- Ты что, совсем спятила? - расхохотался он и сел. - Безумные Ванецкие.

Она тоже села и, смеясь, вернула ему презерватив.

- Все дело в матери, да? - спросил он.

Ее тон был предельно серьезным.

- Может, тебе стоит найти кого-нибудь еще? Мы могли бы остаться друзьям. - И добавила: - Я, правда, не понимаю, для чего живу.

Клемента неизменно трогали эти ее внезапные перемены настроения, «польские глубины», как он это называл, загадочная причастность некой тайне по ту сторону Атлантики, в темной польской сердцевине Европы, где ни он, ни она никогда не были.

- Есть какое-нибудь стихотворение об этом?

- О чем об этом?

- О девушке, которая никак не может разобраться в своих чувствах.

- Может быть, у Эмили Диккенсон, но ничего конкретного в голову не приходит. Все известные мне любовные стихи кончаются либо гибелью, либо победой.

Он обхватил колени и поглядел на луну.

- Никогда ничего похожего не видел. Наверное, вот от такой волки воют.

- А женщины сходят с ума, - сказала она.

- А почему луна действует так именно на женщин?

- Ну, женщины всегда впереди.

Она поклонилась, чтобы отогнуть ветку, мешавшую смотреть на сверкающий лунный свет.

- Мне кажется, я действительно могла бы сойти от нее с ума. Какой-то частью своего существа она и впрямь боялась безумия - не могла забыть помешательства покойного отца. - Такое впечатление, что она совсем рядом. Похожа на глаз. Я понимаю, почему люди ее боятся. Ждешь, что от этой яркости будет тепло, а никакого тепла нет. Холодный свет смерти.

В ее любознательности было столько целомудрия и непосредственности, что его буквально бросало в дрожь от предвкушения ее тела, которое он все еще надеялся когда-нибуль заполучить. Интересно, а там она тоже блондинка? Она была совершенно особенная и почти без изъяна. Единственный недостаток - слишком высокие скулы, да еще, может быть, немного широковатый польский нос. Но Клемент не гнался за недостижимым идеалом. Он разжал ей пальцы и ткнулся губами в ладонь.

- Кэтлин ни Хулиэн, Элизабет Баррет Браунинг, королева Маб, - он добился того, что она жалобно хихикнула, - Бетти Грейбл... кто еще?

- Карамазовская женщина?

- А, правильно, Грушенька. Еще кто? «Питер-Пол Маундс», «Бейби Рут», Клеопатра...

Она обхватила руками его голову и с силой прижалась губами к его губам. Ей очень не хотелось его расстраивать, но, чем больше она старалась, тем меньше чувствовала. Может, если бы они и вправду сделали это, в ней бы разжалась какая-то скрытая пружина. Он ведь действительно нежный и обаятельный, и, если уж нужно с кем-то стать до того, как она найдет настоящего мужа, почему бы не с Клементом? Или нет? У нее ни в чем не было уверенности. Она раскрыла губы навстречу его языку. Ее готовность его удивила. Он снова вскарабкался на нее и тяжело дыша начал тискать ее грудь, но она выскользнула из-под него, встала и вышла на аллею. Он догнал ее, принялся извиняться и вдруг по отсутствующему выражению ее лица понял, что в мыслях она уже не здесь. Эти непредсказуемые перемены состояний всегда были рядом, как яркие игрушки, подвешенные над детской кроваткой. В почти траурном молчании они дошли до дороги и повернули к дому. Потом немножко постояли у глубокого викторианского крыльца. Их несуразно огромные тени тянулись по траве в сверкающем лунном свете.

- Клемент, я не знаю, как это делается.

- Я тебя научу.