Я отвлекся. Итак, мужчина-потребитель. Еще совсем недавно, лет сто назад, такое положение дел казалось абсолютно нормальным. Мужчины работали, как папы Карло, обеспечивали семью, а женщины вели домашнее хозяйство. У каждого был свой участок работы. Каждый делал то, что умел, и не лез в чужой монастырь. Благословенные времена. Только не нужно говорить, что женщины тогда вообще, мол, ничего не делали, типа вспомните Наташу Ростову или Анну Каренину – разве можно их представить со сковородкой в руках… Женщины почему-то очень любят этот аргумент. Им кажется, что в прошлом все женщины были как минимум графинями… Примерять роль крестьянки как-то никто не торопится, хотя тех было подавляющее большинство.
Словом, все было хорошо, правильно и удобно. Но как только в чьем-то воспаленном мозгу родилось слово «эмансипация», все пошло наперекосяк. Женщины, решив завоевать себе дополнительные права и свободы, встали к станкам наравне с мужчинами, наивно полагая, что те оценят и всячески поддержат этот бестолковый порыв. Через какое-то время дамы поняли, что заниматься мужским делом, да еще и выполнять исконно женские обязанности не позволяет ослабленный в борьбе за права организм. И вместо того чтобы мудро отказаться – нет, не от прав и свобод, конечно, а от мужских обязанностей, – вы решили поделиться с нами своими. Очень щедро, очень. Прямо не знаем, как вас и благодарить.
И вот тут начались конфликты. Мужчины встали в третью позицию. Еще бы! Хотите прав? Пожалуйста! Желаете трудиться наравне с нами – ради бога! Но почему мы должны вставать к плите? Мы, что ли, вас заставляли вкалывать по восемь часов в сутки? Нет. Это исключительно ваша инициатива. Так с какого праздника мы, не поимев никаких плюсов от вашей инициативы, заполучили себе дополнительный минус?
Получилось как у Тома Сойера: хочешь покрасить вместо меня забор? Тогда подари мне стеклянный шарик. Хитро?.. Понятное дело, мы начали потихоньку бунтовать. Была охота уборку в доме делать! Есть куча куда более интересных занятий… Но мы были разобщены и пугливы, поэтому женщины одержали убедительную победу – мужчина взялся за швабру. И теперь в ходу такие анекдоты:
Кому такое понравится? Никому. Кроме женщин. Так что удивляться нашему активному противодействию, когда нас просят помыть посуду, нечего. Это понятно.
И уж совсем, я думаю, ясно, что вот так сразу, в мгновение ока, мы измениться не можем. Как я уже говорил, гонялись мы себе спокойненько за мамонтами всю свою сознательную и не очень историю, а теперь вот нас в хранители очага записали. Занятие это для нас сложное, непривычное. Естественно, мы от него отлыниваем, как только можем. Ведь работу выполняешь с удовольствием, когда умеешь ее делать. А на кого похож мужчина на кухне? На слона в посудной лавке. Столько же грации, ловкости и убытков.
Мы ведь хотим быть самыми-самыми. Как будешь самым-самым, если после нескольких часов титанических усилий, сопряженных с риском для здоровья и материальным ущербом в виде битой посуды и испорченных продуктов, вместо обеда получается серое, неаппетитное на вид месиво? Чувствуешь себя не храбрым и сильным самцом-добытчиком, а мелким вредителем. Наша самооценка такого удара не выдерживает…
Никогда не забуду, как ехал в гости встречать Новый год. Вечер уже был, у меня куча пакетов с подарками и бутылками. Так что решил не мучиться в общественном транспорте, а поймать машину. Водителем оказался мужчина примерно моих лет. Грустный такой… Разговорились. Я, естественно, спросил, чего это он в праздничный вечер такой печальный. Оказалось, зверски разругался с женой и тещей, ушел из дома и теперь собирается встречать Новый год в машине. Как вы думаете, что могло выгнать человека из дома в семейный праздник? Жена попросила его нарезать продукты для салата.
– Представляешь, – горячился он, – я отпахал на работе целый день, думал, приду домой, отдохну пару часов… А она мне – нарежь картошку! Отказался. Потом слово за слово… В конце концов плюнул да ушел. Лучше уж так, в машине… Хоть денег заработаю.
Вот так. Погибаю, но не сдаюсь. Я, как мужчина, его понял, посочувствовал и сказал, что сам сделал бы, наверное, так же. Солидарность она солидарность и есть.