Голд, или Не хуже золота

Ответный кивок Сида не доставил ему удовольствия.

— А это означает, — лекторским тоном продолжала мачеха Голда, — что из нас семерых, присутствующих здесь сегодня, почти двое — китайцы, хотя, может быть, мы на них и не похожи.

Тут Сид потряс головой, а Джулиус Голд впился в свою сигару зубами и принялся отчаянно дымить.

— А кто устраивает торжества? — спросила Белл.

— Я еще не решил, — сказал старик, пуская дым. — Может быть, Рози, потому что она близко. Может быть, Эстер, потому что она одна, и у нее есть время. Может быть, Мьюриел, потому что она знает, что мы ее не любим, и если я ей позволю, может, она не будет так завидовать. Может быть, Ида и Ирв, потому что они имеют деньги, хотя и не любят их тратить. Может быть, Сид и Гарриет, потому что у Гарриет всегда такой счастливый вид, когда я приезжаю к ним домой, правда? А где это Ида с Ирвом и Роза с Максом? Я их пригласил. Их почему нет?

— Я тебе уже говорил, — сказал Сид.

— Ирву представилась возможность сыграть в теннис, — еще раз объяснила ему Белл. — А Макс поехал навестить брата.

— А где Эстер? — капризно спросил он. У него вдруг стал сонный вид. — Что она так долго делает в доме?

— Она накрывает на стол, — стыдливо ответила мачеха Голда. — Она спросила, может ли она помочь накрыть стол к ланчу, и я сказала, что может.

Отец Голда озадаченно сказал:

— Мы едим ланч не здесь. Мы едим ланч в китайском ресторане.

— Об этом она меня не спрашивала, — сказала мачеха Голда, — и я ей ничего не говорила.

Услышав этот ответ, отец Голда бросил неодобрительный взгляд на свою вторую жену, словно изучая неизвестно откуда взявшийся сбой в логически последовательной цепи событий.

— Иди скажи ей, пусть прекратит, — сказал он с необычным спокойствием и принялся что-то бормотать себе под нос, пока она не исчезла в доме, и тогда он задумчиво поделился со своими сыновьями: — Ваша родная мать была лучше. Она много болела, но она все время трудилась.

Отвечать на такой трогательный панегирик было бы святотатством. Сид переменил предмет разговора.

— Па, на этой неделе я хочу съездить во Флориду, поискать хорошее место, куда бы ты смог поехать после торжеств.

— Может быть, я захочу побыть здесь подольше.

— Вы не можете оставаться здесь подольше, — сказала Гарриет с большей суровостью, чем, вероятно, собиралась. — У нас нет столько денег.

— Разве я не могу жить на свои собственные?

— У нас есть деньги, — резко возразил Сид. — Так что, пожалуйста, не говори больше об этом.

Гарриет прикусила губу. — Вот из-за вас уже и ссоры начинаются, — обвинила она старика.

— Из-за меня? — сказал Джулиус Голд, хватаясь рукой за сердце. — Из-за меня начинаются ссоры? — Негодование сквозило в каждой его черте. — Не из-за меня. Я ссор никогда не начинаю. Ты попала пальцем в небо. Это я виноват, что твоя дочь разводится, а? Это я виноват, что ее никто не научил, как быть хорошей женой? Разве я велел ей жениться на этом крикливом ничтожестве из Пенсильвании только потому, что его семья имеет магазины. Разве я приказал Эстер жениться на этом сумасшедшем Менди? — воскликнул он, к несчастью, в тот самый момент, когда в дверях показалась Эстер, тут же замершая на месте; на ее губах застыла жалкая улыбка. — Я знал, что с таким характером он долго не протянет. Он всегда цеплялся ко мне из-за пустяков. Разве моя вина, что она теперь вдова, а мне теперь стыдно перед моих друзей, потому что моя дочь не имеет мужа. Он был такой урод, лицо, как у обезьяны, в цирке у Барнума и Бейли[78] и то были получше. Ты что ревешь? — с удивлением и укором обратился он к Эстер. — Если хочешь распускать нюни, как дитя, иди в дом. И возьми с собой эти грязные стаканы. Один из них треснул. Ты меня даже на похороны не пригласила, она думает, я не помню, да? но я знаю больше, чем она думает. Ты думала, я об этом никогда не скажу, да? — торжествовал он. Маска была сброшена. Голд, не веря своим глазам, смотрел на него. Грубая жестокость сумасшедшего портняжки с Кони-Айленда ничуть не уменьшилась. Просто он постарел. Монстр, яростно шипел про себя Голд, злобно косясь на Белл и разъяренно посверкивая глазами в сторону Сида, вот ведь сучий монстр! — Гусси, подай мне пальто, — вдруг устало и безразлично попросил отец; такой резкий перепад настроений для человека в здравом уме был совершенно невозможен. — Мы скоро поедем есть. И сделай что-нибудь со своими волосами. У тебя не голова, а сумасшедший дом. — Он взял ноту где-то посредине между стоном и криком и удерживал ее на высоте низкого гудения, пока Гусси не вышла, и тогда гнусавый, раздраженный гул без какого-либо перехода сменился словами: — Я не прав? Она иногда не говорит, как чокнутая? — Никто из присутствовавших не стал с этим спорить. — Если евреи разводятся, — философски заметил он, — я иногда подумываю, не развестись ли мне.

— Евреи разводятся, — сказала Белл, единственная из присутствовавших женщин, которую он еще не оскорбил.