Голдфингер

– Ха! Это-то и есть самое главное! Он просто трещит от золота! Прямо лопается! Я выяснил это через мой банк в Нассау. Он купается в золоте. В Нассау миллионеров – словно грязи, но он – первый или второй по списку. Свои деньги он вроде бы держит в виде слитков. Таскает их по всему свету, получая прибыль на разнице цен. Ведет себя, прямо как федеральный банк. К валютам относится с недоверием. Не могу сказать, что в этом он не прав. Учитывая, что он один из самых богатых людей в мире, возможно, это его система. Но вот в чем вопрос: раз он настолько богат, зачем ему понадобились какие-то паршивые двадцать пять тысяч?

Официанты, окружившие их стол, избавили Бонда от необходимости отвечать. Состоялся ритуал водружения в центр стола большого серебряного блюда с крабоидами. Возле каждой тарелки поставили по серебряному соуснику с топленым маслом и тосты. В бокалах пенилось розовое шампанское. Наконец старший официант, подойдя к ним сзади, обвязал им шеи салфетками, свисающими до пола.

Бонд вспомнил Чарльза Лаутона в роли короля Генриха VIII в фильме «Частная жизнь Генриха VIII», но ни Дюпон, ни окружающие никак не отреагировали на столь «свинские» приготовления. Дюпон, произнеся: «Каждый сам за себя», – положил себе на тарелку несколько крабоидов и, макая их в масло, стал есть.

Бонд последовал его примеру и тоже приступил к трапезе, поглощая самое вкусное в его жизни блюдо.

Мясо крабоидов было нежнейшим из всех, какие он когда-либо пробовал, особенно в сочетании с тостами и слегка жженым топленым маслом. Ледяное шампанское с легким привкусом земляники приятно холодило небо. Они ели спокойно и с удовольствием, не проронив ни слова, пока полностью не очистили блюдо.

Слегка рыгнув, Дюпон в последний раз стер шелковой салфеткой масло с подбородка и удовлетворенно откинулся на спинку стула. Лицо его пылало. Он посмотрел на Бонда с гордым видом.

– Я позволю себе усомниться, мистер Бонд, что кто-нибудь где-нибудь едал что-либо вкусней. Как вы считаете?

Я хотел легкой жизни, подумал Бонд. Красивой жизни. Нравится ли мне все это? Нравится ли мне жрать, как свинья, и выслушивать замечания такого сорта? И внезапно сама идея съесть еще одно такое кушанье или любое другое в компании Дюпона вызвала у него отвращение. Но он тут же устыдился своей реакции. В конце концов, что хотел, то и получил. Это протестовал сидящий в нем пуританин. Бонд высказал пожелание, и это его пожелание было не только исполнено, оно было буквально впихнуто ему в глотку.

– Не могу ничего сказать по этому поводу, но, несомненно, было очень вкусно.

Дюпон вполне удовлетворился ответом и заказал кофе. Бонд отказался от предложенных сигар и ликера, закурил и стал с интересом ждать продолжения. Он был уверен, что продолжение последует. И не ошибся. Дюпон прочистил горло.

– А теперь, мистер Бонд, у меня есть предложение.

Он посмотрел на Бонда, стараясь предугадать его реакцию.

– Да?

– Это, несомненно, рука провидения, что я встретил вас сегодня в аэропорту.

Голос Дюпона звучал серьезно и искренне.

– Я никогда не забывал нашу первую встречу. Я помню все. Ваше хладнокровие, решительность и мастерство.

Бонд внимательно изучал скатерть.

Но Дюпону надоело разглагольствовать и отвешивать реверансы, и он сказал:

– Мистер Бонд, я готов заплатить вам десять тысяч долларов, если вы согласитесь оставаться здесь в качестве моего гостя до тех пор, пока не узнаете, каким образом этот человек, Голдфингер, обыгрывает меня в карты.

Бонд посмотрел Дюпону прямо в глаза.

– Это хорошее предложение, мистер Дюпон. Но мне необходимо вернуться в Лондон, и я должен быть в Нью-Йорке через сорок восемь часов, чтобы успеть на самолет. Если вы завтра будете играть как обычно, утром и днем, у меня будет вполне достаточно времени, чтобы все выяснить. Но вне зависимости от того, помогу я вам или нет, я должен улететь завтра. Договорились?

– Согласен, – ответил Дюпон.

3. Человек, страдающий агорафобией

Утром Бонда разбудил звук хлопающих занавесок. Он отбросил простыню, по толстому ковру прошел к окну, занимающему всю стену, раздвинул занавески и вышел на балкон.