Голдфингер

Они подъезжали к каким-то строениям, вблизи оказавшимися ангарами. Аэродром Годмэн! Локомотив мягко просигналил. Промелькнули новые виллы, часть нового жилого района. Они казались незаселенными. Теперь слева вилась черная лента Бранденбургской дороги. Бонд напрягся. Квадрат Форт-Нокса мягко вырисовывался в легкой дымке. Воздух был кристально чист – ни дымка, ни звука. Поезд притормозил. На дороге произошла тяжелая автомобильная катастрофа. Две машины столкнулись лоб в лоб. Тело мужчины наполовину вывалилось из разбитой дверцы. Вторая машина лежала вверх колесами, как дохлый жук. Сердце Бонда заколотилось. Сигнальный маяк болтался туда-сюда. Из окна свешивалось что-то белое. Мужская рубашка? Тело человека, одетого в белую рубашку, голова свесилась ниже оконной рамы. Ряд современных бунгало. Посередине лужайки лежал лицом вниз человек в рубашке и брюках. Травяной покров был везде абсолютно ровный, только около мужчины трава была смята и сбита руками. Бельевая веревка, оборванная женщиной при падении. Женщина лежала среди белья рядом с натянутой струной, увешанной полотенцами и постельным бельем. Поезд на черепашьей скорости въезжал в город, и всюду, на каждой улице, в каждом переулке там и тут лежали человеческие фигуры – поодиночке и группами, в инвалидных креслах, посередине пешеходных переходов, в машинах, которые успели остановить, в витринах магазинов, куда они рухнули. Смерть! Везде мертвецы. Никакого движения, никакого звука.

По вагонам пошел шум. Появился Билли Ринг, как всегда улыбающийся. Он остановился возле Бонда.

– Здорово! – восторженно воскликнул он. – Старина Голди действительно выключил их всех! Жаль, конечно, что некоторым приспичило прокатиться, когда они отключились. Но, как говорят, не разбив яиц, не приготовишь яичницы. Верно?

Бонд улыбнулся одними губами.

– Верно.

Билли Ринг сложил от смеха свои изуродованные губы буквой "О" и удалился.

Поезд миновал Брандербургский вокзал. Здесь была свалка тел – мужских, женских, детских. Платформа была усыпана телами: вверх лицом, вниз лицом, на боку. Бонд выискивал хоть малейший признак жизни – открытый смотрящий глаз, шевеление руки. Ничего! Стоп. Что это? Сквозь закрытые окна доносился тихий писк. Три коляски стояли возле билетных касс, матери лежали рядом на полу. Ну, конечно! Дети в колясках пьют молоко, а не воду.

На Все Руки поднялся на ноги, как и вся голдфингеровская команда. Лица корейцев были бесстрастны как всегда, только глаза их сверкали звериным блеском. Немцы были бледны и хмуры. Друг на друга никто не смотрел. Молча они подошли к выходу и выстроились в ожидании.

Тилли Мастертон коснулась рукава Бонда. Голос ее дрожал.

– Вы уверены, что они просто спят? Мне показалось, я видела что-то... что-то вроде пены у некоторых на губах.

Бонд тоже это видел. Пена была розовой. Он сказал:

– Думаю, что кто-то из них ел конфеты или что-то еще, когда уснул. Ты же знаешь этих американцев – они вечно что-то жуют.

Следующие слова он произнес еле слышно:

– Держись от меня подальше. Возможно, будет пальба.

Он посмотрел на нее, чтобы выяснить, поняла ли она.

Девушка тупо кивнула, не глядя на него, и пробормотала:

– Я буду держаться Пусси. Она присмотрит за мной.

Бонд улыбнулся ей и ободряюще шепнул:

– Хорошо.

Поезд остановился. Раздался паровозный гудок. Двери вагонов распахнулись, и боевые группы посыпались на платформу возле хранилища.

Дальше события развивались с военной четкостью. Различные подразделения строились в боевые порядки, сначала авангардная группа, вооруженная автоматами и пулеметами, затем группа с носилками, чтобы вынести спящих охранников из хранилища (явно лишний красивый жест, подумал Бонд), затем голдфингеровская команда подрывников – десять человек, затем группа водителей и регулировщиков, группа медсестер, теперь вооруженных пистолетами, они должны были остаться в арьергарде вместе с тяжело вооруженной группой резерва, в задачу которой входило урегулирование возможных конфликтов и попыток неожиданного вмешательства со стороны тех, кто, как сказал Голдфингер, «мог проснуться раньше времени».

Бонд и девушка вошли в командную группу вместе с Голдфингером, На Все Руки и пятью главарями. Они должны были оставаться на плоской крыше двух дизельных локомотивов, которые стояли, как и планировалось, таким образом, чтобы видны были все подступы к хранилищу. Они должны были держать наготове все карты, расписание. Бонду к тому же вменялось в обязанность следить по секундомеру за малейшими нарушениями графика и обращать на все отклонения внимание Голдфингера, который через «уоки-токи» держал связь с командирами подразделений. В момент взрыва они должны были укрыться за локомотивами.

Раздался двойной гудок, и, пока Бонд с девушкой взбирались на крышу первого локомотива, отряд направился к хранилищу. Бонд насколько возможно приблизился к Голдфингеру. Голдфингер смотрел в бинокль, на груди у него был прикреплен микрофон. Но между ними стоял На Все Руки, надежная гора мяса, и его глаза, равнодушные к разворачивающейся драме, не выпускали из виду Бонда и девушку.