Голдфингер

– Это ужасно грустно – видеть в таком состоянии человека, который был одним из лучших моих помощников. – Голдфингер улыбнулся Бонду ласковой отеческой улыбкой. Голос его был преисполнен заботы. – С тобой все будет в порядке, Джеймс. Расслабься и поспи. Боюсь, что перелет был для тебя слишком тяжел. Успокойся и предоставь все мне.

Бонд чувствовал тампон на руке. Помимо воли с губ его посыпался поток ругательств. Затем в руку вонзилась игла. Бонд вскрикнул и кричал, кричал, пока врач, склонившись над ним, деликатно и терпеливо стирал пот с его лба.

Теперь он находился в серой маленькой комнате без окон. Комната освещалась лампой, висящей посередине потолка. Вокруг лампы были расположены вентиляционные решетки, и в комнате стоял нейтральный запах воздуха, подаваемого через кондиционер. Бонд обнаружил, что может сесть. И сел. Он чувствовал себя немного пришибленно, но хорошо.

Он вдруг почувствовал, что ужасно голоден и хочет пить. Когда он в последний раз ел? Два, три дня назад? Бонд спустил ноги с кровати. Он был абсолютно голый. Внимательно себя осмотрев, он не обнаружил никаких повреждений, кроме следов от инъекций. На Все Руки действовал очень аккуратно. Бонд встал, преодолевая головокружение, и сделал несколько шагов по комнате. Он лежал на кровати типа судовой койки, с ящиками под ней. Единственной мебелью, помимо койки, был пустой стол и деревянный стул. Все чисто, функционально, по-спартански. Бонд встал на колени и выдвинул ящики. В них лежало все содержимое его чемодана, кроме часов и пистолета. Даже его тяжелые ботинки, которые он обул, отправляясь на «Энтерпрайз Аурик», были здесь. Он повернул один из каблуков и нажал. Широкое обоюдоострое лезвие выскочило из подошвы. Если держать ботинок за каблук, он вполне походил на кинжал. Бонд проверил второй ботинок, вернул каблуки на место и оделся. Обнаружив свои сигареты и зажигалку, закурил. В помещении было две двери, одна из которых с ручкой. Бонд открыл ее. Она вела в маленькую, хорошо оборудованную ванную комнату и туалет. Его банные и бритвенные принадлежности были аккуратно разложены по местам. Рядом лежали вещи Тилли. Бонд тихо открыл вторую дверь из ванной комнаты. За ней располагалась такая же комната, как у него. На кровати, разметав свои черные волосы, лежала Тилли Мастертон.

Бонд на цыпочках приблизился к ней и посмотрел. Она спокойно спала, улыбаясь во сне. Бонд вернулся в ванную, тихо закрыл дверь, и посмотрел на себя в зеркало. Щетина больше смахивала на трехдневную, чем на двухдневную. Он начал приводить себя в порядок.

Полчаса спустя, когда Бонд уже сидел на кровати и размышлял, дверь без ручки резко распахнулась и на пороге появился На Все Руки. Глаза его равнодушно глянули на Бонда и внимательно обежали комнату. Бонд резко сказал:

– На Все Руки, я хочу есть, и быстро. Еще бутылку: бурбона и содовую со льдом, а также пачку «Честерфилда» и либо мои собственные часы, либо другие не хуже. Давай, быстро! Топ-топ! И скажи Голдфингеру, что я хочу его видеть, но не раньше, чем поем. Давай! Двигай! Не стой как истукан! Я голоден.

На Все Руки дико глянул на Бонда, как бы обдумывая, что бы ему переломать. Он открыл рот, издав нечто среднее между рыганием и рычанием, сплюнул на поп, и вышел, резко закрыв дверь. Однако ожидаемого треска не последовало. Дверь в последний момент закрылась мягко и беззвучно, с двойным щелчком.

Эта стычка вернула Бонду хорошее настроение. По какой-то причине Голдфингер раздумал убивать его. Скоро станет ясно, зачем они понадобились ему живыми, но раз так, он предпочитает играть по своим правилам, согласно которым нужно поставить На Все Руки и других корейцев на место, которое, по мнению Бонда, было значительно ниже обезьян в иерархии млекопитающих.

К тому времени, когда один из корейцев принес великолепный завтрак, включая все заказанное, и его часы. Бонд не узнал ничего нового, кроме того, что его комната расположена недалеко от воды и от железнодорожного моста. Если исходить из того, что он в Нью-Йорке, это либо Гудзон, либо Ист-Ривер. Железная дорога была электрической и походила на подземку, но Бонд плохо знал географию Нью-Йорка, чтобы определиться точно. Часы его стояли. На вопрос, который час, он ответа не получил.

Бонд очистил весь поднос и сидел с сигаретой, потягивая виски с содовой, когда дверь открылась и вошел Голдфингер. Один. На нем был строгий костюм бизнесмена, он выглядел благодушным и довольным. Голдфингер закрыл за собой дверь и стал спиной к ней, внимательно глядя на Бонда, который, продолжал курить, вежливо смотрел на него.