Голем 100

Шима рассмеялся и включил на полную мощность вытяжку.

— Все понятно. Обычное дело, и я не в обиде. Однако, давайте уберем отсюда вашу жену. Мой кабинет почти в миле отсюда — для безопасности. Там и поговорим.

В кабинете они уселись и изучающе посмотрели друг на друга. Шима увидел собранного, сдержанного человека лет пятидесяти, деликатного сложения, без морщин; он двигался и говорил с заученной элегантностью, однако не без юмора.

Господин Жгун увидел приятного моложавого мужчину, подтянутого, мускулистого, двигающегося как боксер среднего веса или, скорее, мастер каратэ. Коротко остриженные черные волосы, маленькие аккуратные уши, высокие скулы, глаза-щелочки, за которыми нужно будет пристально наблюдать. Напротив того, крупный рот и изящные руки всегда выдадут своего хозяина.

— Итак, господин Жгун, чем могу быть полезен? Наш президент, Миллс Коупленд, сказал, что будет чрезвычайно мне обязан за любезность, которую мне приятно ему оказать, — произносил Шима, пока руки его вопрошали: «Ну какого рожна ты ко мне пристал, шарлатан проклятый?»

— Доктор Шима, мы с вами в некотором роде коллеги. Я, так сказать, некромант от психиатрии — психомант. При постановке диагноза я пользуюсь обрядом воскурения — это жизненно важный момент. Однако мои благовония самые банальные. Я надеюсь воспользоваться вашим опытом, чтобы получить что-то особенное для ритуальных курений — это ведь, по правде говоря, всего лишь декорация.

Откровенность Жгуна подкупила Шиму:

— Ну что ж, занятно. Вы что берете, стактэ[2], ониху, смолу гальбанум… всякое такое?

— Возможно. Я не специалист и не знаю этих названий. Брал самые распространенные составы, и моим клиентам через несколько сеансов это надоедает.

— Очень интересно. Безусловно, я мог бы предложить что-то новое, даже необычное, например… — Шима неожиданно замолк и уставился в пространство.

Пауза затянулась, когда психомант нарушил молчание:

— Что-нибудь не так, доктор Шима?

— Послушайте же, — возбужденно заговорил Шима, — у вас совсем неверный подход.

— Неужели! И в чем же?

— Возжигание курений — вот что тривиально. Вам не помогут другие ароматы. Почему бы не испробовать что-то в корне новое!

— Что бы это?

— Принцип одорофона.

— Одорофона?

— Сам термин — урод греко-латинского происхождения (как мне иногда мешает образование!). Запахи, как и звуки музыки, располагаются по шкале. Более резким запахам соответствуют высокие ноты, а запахам тяжелым — низкие. К примеру, амбра соответствует дискантам, а фиалка расположится возле басов. Я мог бы нарисовать для вас шкалу запахов — октавы на две, а дальше уже вы сами сочиняйте ритуальную музыку и придумывайте, как ее исполнять.

— Доктор Шима, это гениально!

— Ничуть не меньше, верно, — лицо Шимы расплылось в улыбке. — Но если по-честному, то мы делим лавры поровну, потому что мне ничего подобного не пришло бы в голову, если бы вы не поставили передо мной такую оригинальную и заманчивую проблему.

На этой душевной ноте они и сошлись, радостно отдавшись профессиональной беседе. Вместе пообедали (сырые овощи и дистиллированная вода — для Шимы), рассказывая понемногу о себе и о своих странных профессиях. Они даже условились об участии Шимы в эксперименте с благовониями, несмотря на то, что сатанизм и черная магия всегда служили Шиме объектом насмешек.

— В этом есть какая-то ирония, потому что сам он одержим сатаной, — докладывал СалемЖгун.

Председатель, ну в точности сонный ящер, впал в размышление, но ничего не надумал.

— Психиатрия и сатанизм описывают одни и те же явления в разных терминах, — начал Жгун, небрежной манерой изложения маскируя лекторский тон. — Наверное, проще будет воспользоваться более общепринятыми названиями. Выпадающие четыре часа — это фуга.

Председатель опять ничего не понял:

— Фуга как в музыке?

Жгун затряс светлой гривой.

— Нет, мистер Коупленд. Фугой в психиатрии называют тяжелый случай лунатизма.

— Что такое? Блэз Шима ходит во сне?

— Дело сложнее, господин председатель. С лунатиком все относительно просто — он полностью выключен из окружения. Его можно окликать, звать, хоть из пушки стрелять — он ни на что не реагирует.

— Так. А человек в фуге?

— Полностью реагирует на окружающее, но только и исключительно на то, что находится в рамках фуги. Он слышит и может отвечать, пока он в фуге, он все понимает и помнит, что происходит с ним в фуге, но не знает ни о чем вовне. Если он вне фуги, то не сознает ничего, что было внутри.

— Кажется, что-то проясняется. Словно два разных человека?..

— Именно так, причем ни один не подозревает о существовании другого.

— Так что же, когда он приходит в себя, то ничего не может сказать о своей другой жизни?

— Ничего.

— А почему у него начались эти провалы?

— Он ответить не сможет.

— А вы сможете?