— Ну да, — Венцель ребром ладони провел по горлу. — Убит, убит, это был кошмар, скажу я вам. Когда взломали лавку — поскольку несколько дней его никто не видел, — я, натурально, оказался там первым — а чего теряться! И там в своем поганом кресле сидел Вассертрум, вся грудь в крови, глаза как плошки. Знаете, я крепкий парень, но у меня в котелке все кругом пошло, скажу я вам, и тут я скумекал, что вот-вот упаду без сознания. Самому себе стал твердить без продыху: Венцель, повторяю, Венцель, не трухай, это всего лишь мертвый еврей. В глотку ему всадили напильник, а в лавке все распотрошено вверх тормашками. Натурально, как по статье, убийство с целью ограбления…
«Напильник! Напильник!» Я почувствовал, как у меня от ужаса остановилось сердце. Напильник! Значит, нашел он дорогу к Вассертруму!
— Я даже знаю, кто его прикончил, — вполголоса продолжал Венцель после короткого молчания. — Кроме рябого Лойзы, никто, скажу я вам, не мог пойти на такое мокрое дело. На полу в лавке я как раз нашел его перочинный ножик и мигом заначил его, чтобы не пронюхали легавые. А в лавку он проник через подземный ход.
Венцель резко прервал рассказ и несколько секунд напряженно вслушивался, затем бросился на нары и оглушительно захрапел.
Тотчас хрипло зазвенел засов, в камеру вошел надзиратель и подозрительно оглядел меня.
Я принял безучастный вид, а Венцель продолжал храпеть. Только после нескольких пинков он, зевая, поднялся и пошел за надзирателем, пошатываясь спросонья.
Дрожа от волнения, я развернул письмо Хароузека и стал читать.
«12 мая.
Дорогой мой бедный друг и благодетель!
Я ждал неделями, что Вас наконец освободят — но все напрасно, — делал все возможное, чтобы собрать материал, доказывающий Вашу невиновность, но ничего не нашел.
Я просил следователя ускорить производство дела, но всякий раз слышал, что он ничего не может поделать — это функция прокуратуры, а не его. Казенная волокита!
В «Лойзичеке», куда, как Вы знаете, наведываются детективы, ходят слухи, что у Вас нашли часы, принадлежавшие Зотману, труп которого, впрочем, все еще не найден, это corpus delicti[24] против
Я тоже решил дать Яромиру 1000 гульденов…» Я читал, и слезы радости выступили у меня на глазах: только Ангелина могла дать Хароузеку такую сумму. Ни у Цвака, ни у Прокопа с Фрисляндером таких денег не было. Значит, она меня не забыла! Я продолжал читать. «…1000 гульденов и обещал отдать позднее еще 2000, если он тут же пойдет со мною в полицию и признается, что нашел часы у брата и продал их.
Но все это произойдет, когда мое письмо уже будет у Венцеля на пути к Вам. Времени в обрез.
Будьте уверены — это произойдет. Уже
Нисколько не сомневаюсь, что убийство совершил Лойза и он же украл часы Зотмана.
Если же, вопреки ожиданиям, что-то получится не так, ну, тогда Яромир знает, что делать, —
Итак, наберитесь терпения и не отчаивайтесь! Может быть, день Вашего освобождения не за горами!
Несмотря на это, наступит ли день, когда мы встретимся?
Не знаю.
Должен сказать, что не верю, потому что со мною скоро все будет кончено и
Но в одном я твердо уверен — мы
Если даже и не в этой жизни и не за гробом, но в тот день, когда наступит конец света, когда, как сказано в Библии, ГОСПОДЬ извергнет из уст своих тех, кто были теплы, и не холодны и не горячи[25].
Не удивляйтесь, что я так говорю! Я никогда не беседовал с Вами о таких вещах, но когда Вы однажды коснулись Каббалы, я уклонился от разговора, но — знаю то, что знаю.
Может быть, Вы понимаете, о чем я говорю, а если нет, прошу Вас, то, что я сказал, выбросьте из головы. Однажды в горячке я думал, что вижу на Вашей груди знаки. Вполне возможно, что я видел сон наяву.
Если Вам в самом деле меня не понять, считайте, что я владею известными познаниями почти с самого детства, ведущими меня по неведомому пути, познаниями, которые немыслимо сравнить с тем, чему учит медицина или, слава Богу, которые ей неизвестны. Надеюсь, что никогда и не будут известны.
Но я не позволю дурачить себя научным знанием, высшая цель которого украшать «зал ожидания», вместо того чтобы его разрушить.
Хватит об этом.
Расскажу-ка лучше, что между тем произошло.
В конце апреля Вассертрум уже созрел для того, чтобы мое внушение начало действовать на него.
Я заметил это по тому, как он без конца размахивал руками в переулке и громко разговаривал с самим собой.
Верный признак того, что мысли человека готовились к штурму, чтобы обрушиться на своего хозяина.
Потом он купил записную книжку и что-то в нее записывал.