Вечер следующего дня. Я и Алик, так он попросил себя называть, в ресторане "Ассамблея" отмечаем знакомство, его успешную командировку, близких и дальних друзей, соратников, в самом конце особо вспрыскиваем за города-герои Санкт-Петербург и Москву. В процессе теплейшего общения Алик развязывается и буйно фонтанирует: мол, ждет его Нобелевка, мол, революция в медицине и биологии, мол, завтра на конгрессе он задаст перцу этим иностранным снобам, правда пока не знает в каком салоне будет мероприятие, то ли в Круглом, то ли " Санкт-Петербург" (а красиво было бы возвести миру истину в зале, названном в честь родного города), и, если я пожелаю, он закажет мне приглашение. Сначала я слушаю его в пол уха, задание по научной тематике я не получала, да и с биологией я не очень; но по мере его излива мне становится интересно - не просто интересно: при самом примитивном анализе понимаешь откуда тянутся заказчики и какова цена вопроса. При этом во всем его задиристо-гонористом потоке чувствуется истинная правдивость слов: и неожиданная смерть профессора, вроде от кровоизлияния (знаю я эти спонтанные медицинские сюрпризы), и синтезированные молекулы от производных селеногидантоинов, и, самое главное, полученные соединения противоопухолевой и антиоксидантной активности, по простому - лекарство от рака! К концу монолога он, правда, иссякает и когда мы, наконец, пристраиваемся в его номере, нужды в хорошей дозе депрессанта уже нет - он и так уже между явью и сном; я немного добавляю в воду растительного седативного, и моя миссия на этом заканчивается. Посылаю Viber-ом 111 и могу, точнее обязана к 23.30 оставить сию обитель, несбывшегося порока. Несколько часов я решаю посвятить себе любимой, да и алиби не за половицей же хранить; иду в салон красоты - чищу перышки и коготки, потом в лобби-бар на клубнично-имбирное гаспачо под итальянское пино нуар - вино избыточное в своем непостоянстве: каждый глоток - словно первое откровение, а для особо мятежных натур - причащение. И меня это беспечное вино, оглашенное Дженис Джоплин, пропитанное хриплым глубоким стоном-извержением в её бессмертных опусах: "me and M.C. Gee" и "Cry Baby", не помню, на каком глотке заводит и встряхивает не по-детски: я решаюсь на поступок, который в трезвом уме и четкой памяти мне не свойственен, даже противопоказан - я решаю перед отъездом заскочить к Алику.
- Он будет недолго в прострации, я уверен часа три - четыре; главное - маячок зарядился и даже при моментальном отключении питания хватит надолго.
Мужчина, казалось, говорил сам с собою или думал вслух, хотя это было бы, уже, психиатрией, но внимательно присмотревшись можно было заметить малозаметную гарнитуру, настолько минималистскую, что ясен был её посыл: не для формы, а для дела. Видимо ему кратко ответили и он произнес:
- Да, дальше по плану, никакой самодеятельности.
Дом в районе Бауманской. Останавливается скромный, незатейливый джип, совершенно, непритязательный для московских дорог и дворов. Выходят двое мужчин непримечательной наружности; один из них со среднего размера планшетом или с очень похожим на планшет предметом. Они молча, спокойно, в среднем темпе двигаются к одному из подъездов кирпичного 10 - этажного здания, открывают входную дверь, проходят мимо лифта и начинают подниматься по лестнице. Внимательно реагируя на сигнал планшета, двигаются от квартиры к квартире, в конечном итоге, останавливаются у одной из них на 8 этаже; без паузы, один из них смыкает пальцы рук в захвате, второй встает на них одной ногой и открывает лючок с телефонными проводами, там подключает мини-модуль, затем они поднимаются выше и тут же звонят.
- Номер дома 14, квартира 119. Понял.