Казалось, Пилат упрямо настаивал лишь на ошибочных решениях. К примеру, иерусалимляне на протяжении веков довольствовались водой из Девственного источника и Силоамского пруда. В летние месяцы эти водоемы истощались, но люди приспособились к нехватке воды и не желали платить за дополнительную воду.
В 28 году, не пробыв в Палестине еще и двух лет, Пилат решил, что этих источников питья недостаточно и, не посоветовавшись с народом, первосвященниками и старейшинами, приказал построить акведук от Соломонова пруда у Вифлеема до Иерусалима. Евреи воспротивились этому, и, как всегда, их волнения проходили во внешнем дворе храма.
Дабы показать свое презрение, прокуратор взял деньги на новый акведук из корбана, казны храма. Эта новость передавалась из уст в уста, и к Пасхе евреи готовили гневный протест против Пилата, а он готовился к подавлению мятежа.
По приказу Пилата в толпу мятежников во дворе храма влился отряд легионеров в одежде иудеев. И когда евреи с воплями устремились к крепости Антония, переодетые вытащили припрятанные дубинки и стали колотить направо и налево, оставив много мертвых на Паперти язычников.
Пилат узнал, но слишком поздно, что убитые были не иерусалимлянами, а паломниками из Галилеи, которой правил Ирод. Легионеры убили не тех, кого хотели, но гордость не позволяла прокуратору признать ошибку. Холодок в отношениях между Пилатом и Иродом перерос во вражду.
Слева от алтаря находилось пустое квадратное помещение, где собирался Синедрион. Здесь совещались старейшины и через первосвященника управляли Иудеей. Они собрались, чтобы обсудить гибель галилейских паломников, но ни к чему не пришли. Хотя убийство в храме было столь ужасным преступлением, которое едва ли можно представить, Синедрион оказался бессилен наказать прокуратора. В то же время старейшины недолюбливали Ирода, погрязшего, по их мнению, в еще более тяжких грехах, ибо он, называя себя иудеем, в то же время строил храмы языческим богам.
Великий Синедрион возник за несколько столетий до появления Иисуса и был высшим судом Палестины и одновременно законодательным органом. Он состоял, в основном, из священников, книжников и старейшин - лучших умов Палестины. В других городах тоже были Синедрионы, но принимаемые ими решения и законы утверждались Великим Синедрионом Иерусалима. Случалось изредка, что власть имущие в Иерусалиме замечали одаренного человека из провинциального совета и приглашали его в высший орган страны.
Ирод Великий существенно ослабил Великий Синедрион, приказав в день своей смерти казнить ряд его членов, Римляне, овладевшие искусством управлять покоренными народами, возвышали престиж Синедриона и расширяли его полномочия. Синедрион получил полную власть в религиозных и значительную власть в мирских делах.
Синедрион имел право вводить законы, касающиеся внутренних дел Палестины, внешние вопросы были прерогативой Рима. Синедрион мог выносить смертные приговоры иудеям и даже язычникам - неримлянам, но они подлежали рассмотрению и утверждению римским прокуратором.
Для удобства при голосовании в Синедрионе число его членов было нечетным и составляло семьдесят один вместе с первосвященником. Они делились на три сословия. Самыми влиятельными были представители первосвященства и выходцы из влиятельных священнических семейств. То была самая богатая и консервативная часть иудейского общества. Священники тяготели к саддукеям, отрицавшим устную традицию и признававшим лишь писаные законы.
Вторую группу составляли старейшины, почтенные старцы, снискавшие известность миряне, которых назначали в высший суд в знак признания их авторитета. Среди них тоже было много саддукеев.
К третьей, самой динамичной группе совета, относились книжники или законоучители, отличавшиеся остротой ума и пылкостью. Часть из них состояла из саддукеев, но в большинстве это были фарисеи, считавшие необходимым соблюдение не только всех правил и постановлений Закона Моисея, но также и всех предписаний книжников, с их неисчислимым количеством невероятных подробностей, истолковывающих и переистолковывающих этот Закон.
Фарисеи уже давно одержали верх над священниками-саддукеями, добившись признания ими того, что в писаном Законе Моисея содержится далеко не все, и что большая часть закона существует в устных преданиях и пространных наставлениях. А когда устная часть закона была признана дополнением писаных заповедей, то при неослабевающем давлении со стороны фарисеев главенство устного закона над писаным оставалось лишь вопросом времени.