Голгофа XX века. Том 1

Надо сказать, этот случай не прошел незамеченным: на следующий день Павел обратился к участковому милиционеру Якову Титову и подал заявление об избиении его самого и его матери. Заявление Титов принял, но разбираться, что к чему, не стал. (Замечу в скобках, что несколько позже эта халатность стоила ему семилетнего срока заключения.)

Прошло несколько дней… Убедившись, что рука у Павлика зажила и он может работать по хозяйству, Татьяна отправилась по делам в Тавду. Три дня ее не было дома, и именно в эти дни случилось то, что до сих пор является предметом всякого рода обсуждений и разбирательств.

Осеннею позолотой
Осыпался лес, поредел.
Клюкву на мшистых болотах
Заморозок задел.
Павлик с братишкой Федей
Встали еще на заре.
Взяли пустые ведра,
Звякнув дверным кольцом,
И зашагали бодро
Тропинкою, к солнцу лицом.
А там, где тропинка — вразвилку,
В ложбинке, где гуще тальник,
Стоит за кустами Данилка,
С ним рядом — какой-то старик.
Но вот, где кустарник повыше,
Мерзлой листвой шурша,
Навстречу Данилка вышел,
Сжав черенок ножа.
Встал на тропе — не пройдешь.
В зазубринах финский нож.

А вот как рассказывает об этом Татьяна в своих показаниях следователю ОГПУ.

— 2-го сентября я уехала в Тавду, а 3-го Павел и Федор пошли в лес за ягодами. Я вернулась 5-го и узнала, что Паша и Федя из лесу не вернулись. Я стала беспокоиться и обратилась к милиционеру, который собрал народ, и люди пошли в лес искать моих детей. Вскоре их нашли зарезанными.

Мой средний сын Алексей (ему 11 лет) рассказал, что 3-го сентября он видел, как Данила очень быстро шел из леса и за ним бежала наша собака. Алексей спросил, не видел ли он Павла и Федора, на что Данила ничего не ответил и только засмеялся. Одет он был в самотканные штаны и черную рубаху — это Алексей хорошо запомнил. Именно эти штаны и эту рубаху нашли у Сергея Морозова во время обыска.

Не могу не отметить и того, что 6-го сентября, когда моих зарезанных детей привезли из леса, бабка Аксинья встретила меня на улице и с усмешкой сказала: «Татьяна, мы тебе наделали мяса, а ты теперь его ешь!»

Ни обмыть убийство внуков, ни как следует насладиться местью дед с бабкой не успели: надо же было так случиться, что именно в тот момент, когда старуха затеяла стирку, чтобы замыть следы крови на штанах и рубахе Данилы, к ним пришли с обыском. И как старый жандарм мог так обмишуриться?! Не иначе, как подвела крестьянская жадность: нет, чтобы уничтожить улики и сжечь окровавленную одежду, так нет же, жалко. И даже нож со следами крови старик не выбросил, а спрятал (в это трудно поверить, но факт есть факт)… за иконы.

Деда с внуком тут же повязали и заперли в амбар. Это было большой ошибкой, так как подельников никогда не держат вместе, дабы они не могли сговориться. Напомню, что старик Морозов много лет служил надзирателем в тюрьмах Витебской губернии, острожные порядки знал хорошо, понимал, что предоставившуюся возможность упускать нельзя — и тут же взялся за обработку внука. Через несколько дней, когда Данила уже был в Тавде и им занимались профессионалы из ОГПУ, прижатый к стене балбес выдал деда с потрохами.

— Когда нас арестовали и посадили в амбар, мой дед сказал так: «Мой милый внучек, я сделал очень нехорошее дело — я зарезал своих внучат. Но мне жаль, что теперь пропадет мое хозяйство и мне придется под старость страдать. Ты пожалей меня и на допросе скажи, что ребят зарезал ты Ты еще молодой, и тебе за это ничего не будет. Когда будут допрашивать, ты говори, что в лесу был с Дмитрием Шетраковым и его братом Ефремом. Говори, что Морозовых зарезали они, а ты их только держал, чтобы не убежали». На первом допросе я так и говорил.

— А кому принадлежат окровавленные штаны и рубаха? — спросил следователь.

— Деду, — не моргнув глазом соврал Данила. — 6-го сентября он ходил в них целый день.

В тот же день райуполномоченный ОГПУ Быков произвел довольно простую экспертизу и составил акт, в котором говорится: «Я произвел обмер самотканных окровавленных штанов, обнаруженных при обыске в доме Морозова Сергея Сергеевича. При надевании на Сергея Сергеевича эти штаны на него не лезут, а на Данилу — в самый раз и сшиты по его росту».

Когда старому пройдохе зачитали показания Данилы, он не стал оправдываться и как-либо выкручиваться, а, тщательно подбирая слова, заявил.

— Убийство братьев Морозовых я не производил и своего внука в амбаре брать на себя вину не подговаривал.

Для пущей убедительности он подкрепил эти слова не просто подписью, а отпечатком большого пальца.

Допросили и бабку Аксинью. Вспомнив свой воровской опыт, она стала отрицать даже самое очевидное.