Голландия без вранья

— Умом Россию не понять, — тихо сказал он, — и мал аланом не измерить.

— Каким еще малаланом? — в первую секунду не понял я и тут же начал хохотать. Ясное дело, Аршин мал алан, героем популярной в свое время оперетты Узеира Гаджибекова. Чем же еще не измерить Россию?

Впрочем, не только Россию. Никакую страну никаким мал аланом не измерить и никаким умом не понять. Попробуйте измерить мал аланом Нидерланды, фанатическую, ничем не объяснимую преданность народа своей земле… А каким умом поймешь и каким мал аланом измеришь Германию, загипнотизированную истерическими выкриками австрийского ефрейтора…

Таня (которая не Штерн, а Тарасова) вступилась за мужа.

— Вы поглядите на него, — сказала она, — советчик! У него пейсмейкер, а он водку пьет, как сапожник, и трубку свою вонючую изо рта не выпускает!

— Ничего не вонючую! — возмущенно воскликнул я.

— Ну, не вонючую, — согласилась Таня, поняв, что это самое обидное из всего, что она сказала.

Знакомый сантехнический динозавр взревывал ночью несколько раз, но я настолько устал, что констатировал этот рев почти подсознательно и тут же снова засыпал.

Утром я получил нагоняй от Илечки за то, что неправильно собрал кофеварку.

— Шлемазл! Козлетон! — выкрикивала она со смеющимися глазами свои любимые ругательства, вытирая пролившийся кофе. — Простой вещи не можешь сделать! Если знаешь, что у тебя руки не тем концом вставлены, дождался бы меня!

— Тебя дождешься! — защищался я. — Спишь, как сурок!

— Сам сурок! — возмутилась Иля. — Не подходи к плите! Я принесу тебе твой поганый кофе.

— Какой есть, — мрачно сказал я. — Я его у тебя нашел.

За завтраком, как и в прошлый раз, заболтались немного, но тут пришла пора Володе уезжать. Мы распрощались, расцеловались, погрустили и тронулись в путь.

В Стокгольм мы приехали в полночь. Завезли Альберта и, разгрузив машину, свалились как подкошенные.

На следующий день я поехал забрать Лизоньку. Она была непривычно тихой и ходила за нами хвостом — наверное, боялась, что мы опять куда-нибудь исчезнем.

Поздно вечером, когда уже совсем стемнело, мы пошли с ней к озеру.

От яркой розоватой луны по воде бежала ломкая дорожка.

Я сел на лавку. Лизка даже не стала рыскать по окрестностям, как она обычно делает, а сразу улеглась у ног, положив на лапы большую эйнштейновскую голову. В лунном свете ее палевая шубка казалась серебряной.

Вдруг она насторожилась, медленно встала и сделала молниеносный рывок к сторону, после чего уселась с таким виноватым видом, какой бывает только у собак с длинными ушами. И тут я с ужасом услышал, что во рту у нее что-то пищит.

— Лиза, — сказал я дрожащим голосом. — Что это?!

Она медленно наклонила голову и осторожно открыла пасть с двухсантиметровыми клыками, которыми она легко перегрызает толстенные кости. Оттуда выпала обслюнявленная, но совершенно целехонькая мышка-полевка, судорожно перевернулась и брызнула в траву. Вот оно как, подумал я.

И вспомнил про Алессандро Фарнезе. Когда он завоевал южные провинции Нидерландов — Люксембург, Брабант, Лимбург, Антверпен, — то не стал, подобно своему сюзерену Филиппу, разводить костры и ставить виселицы. Он просто выгнал всех иноверцев. Отпустил, если это можно так назвать. Это были и упорствующие кальвинисты, и евреи, и вообще все не католики. Имущество им с собой, естественно, взять не разрешили, но все равно, это было довольно милосердное решение. И оно удивительным образом способствовало превращению Голландии в великую державу.

Беженцы, или, как теперь бы их назвали, мигранты, принесли с собой неоценимые сокровища, пусть и не материального характера, — знания.

Морские карты, искусство навигации, банковские и торговые навыки. После этого события страна начала развиваться как на дрожжах — были найдены кратчайшие торговые пути, построены новые типы быстроходных и требовавших меньшего экипажа кораблей, сделано неисчислимое количество открытий и изобретений…

Голландия всегда отличалась доброжелательным отношением к пришельцам. Это, может быть, единственная страна Европы, где никогда не стоял еврейский вопрос. И голландские евреи не уединялись в гетто. Многовековая стратегия выживания евреев во враждебном мире оказалась ни к чему. Евреи жили вместе со всеми, жили так же, как все, наравне со всеми, и никто не видел в них врагов. Голландцы, как и англичане, могут смело сказать про себя: «У нас нет антисемитизма, потому что мы не считаем себя глупее евреев».

Развивавшиеся веками способы ассимиляции немало помогли и во второй половине двадцатого века, когда окончательно распавшаяся колониальная система привела к массовой миграции населения колоний в метрополию. Кого только не встретишь на улицах голландских городов! Африканцы, малайцы, китайцы… И, как мы ни всматривались, не увидели никаких признаков сегрегации. Добро пожаловать, младые и незнакомые племена…

От земли пахло перегноем и не распустившимися еще цветами. Большую Медведицу пересек красный огонек беззвучного самолета. Лизонька толкнула меня носом под локоть, требуя ласки.