Голландское господство в четырех частях света XVI—XVIII века

Засухи, наводнения, болезни и стихийные бедствия того или иного рода часто уничтожали первоначальные стада, но природа обычно давала возможность их быстрого восстановления в подобных обстоятельствах, и большинство буров являлись намного состоятельнее своих тезок в Европе, и, как в свое время заметил Менцель, «многие буры владеют поголовьем в 300 быков или буйволов, 100, 150 и более коров, от 2 до 3 тысяч овец, 40 или 50 лошадей, 20, 30 или более рабов и огромными земельными угодьями. Поэтому многие из африканских буров хорошенько подумают, стоит ли им меняться местами с немецким аристократом». Разумеется, многие буры, особенно на краю «непостоянной границы», жили не столь благополучно, как те, что поближе к Капстаду (Кейптауну). Они могли держать — и держали — много скота и овец, но редко имели в услужении более полудюжины рабов и готтентотов, а порой всего одного или двух. Некоторые из бюргеров Капстада и чиновников также владели небольшими поместьями, и привлекательные дома, в которых они жили, прекрасно проиллюстрированы в книгах Эллис Троттер и Доротеи Фейрбридж. Никто из таких фермеров или землевладельцев не становился чрезмерно богатым, поскольку на мысе не имелось возможностей для накопления или траты огромных состояний, если не считать периодически повторяющейся экономической депрессии, случавшейся во время правления компании.

Естественно, чем дальше от Капстада, тем примитивнее становились условия жизни. В середине XVIII столетия последние оштукатуренные дома можно было увидеть лишь неподалеку от городка Мосселбай. Скотоводы и охотники, пробивавшиеся вглубь Карру (Кару)[84], жили в ветхих хижинах или шалашах и на ночь загоняли свой скот в корали (загоны). Буров приграничных районов их городские соотечественники, а также приезжие иностранцы часто упрекали в том, что они живут как готтентоты. Например, Ставоринус, проведя ночь на ферме рядом с мысом Доброй Надежды, на следующее утро восхвалял в дневнике своих хозяев в эпитетах, достойных восторженного почитателя Руссо и Рейналя. «Счастливы, трижды счастливы смертные, которые, находясь на краю земли, среди дикой африканской природы, еще недавно столь пустынной и бесплодной, могут вести столь содержательный и целомудренный образ жизни!» И совсем не столь одобрительно он отзывался о бурах с отдаленных пограничных территорий, которые, по его словам, «и манерами, и внешним обликом напоминали скорее готтентотов, чем христиан».

Тунберг, гораздо глубже проникший вглубь страны, чем Ставоринус, писал о бурах: «У жителей этой страны продуктов в изобилии, но они зачастую нуждаются в мебели. Здесь повсюду встречаются стулья и столы, сделанные руками самого фермера, которые он обтягивает телячьей кожей или изготавливает из скрученных в жгуты полос кожи. Полы в домах земляные, утрамбованные и гладкие. Чтобы они стали твердыми и прочными, их промазывают либо разведенным коровьим навозом, либо бычьей кровью, из-за чего они получаются довольно скользкими». Стеклянные окна были крайней редкостью, в домах не имелось ни чердаков, ни мансард, ни потолков, а балки крыши лежали прямо на стенах.

Дома, точнее, хижины такого рода, «построенные из необожженной глины, сформированной в виде кирпичей, слегка просушенных на воздухе», являлись более типичным жилищем среднего бура, чем величественные дома Грот — Констанции или Грот-Шура, которыми и по сей день восхищаются туристы. Нехватка дорог делала перевозку тяжелых грузов с большинства ферм (или на них) практически неосуществимой — за исключением летних месяцев, когда уровень рек падал и они становились проходимыми для запряженных волами фермерских повозок. Древесины во многих районах оказывалось настолько мало, что даже древесный уголь для кузнецов приходилось завозить из Европы.

Обращенная к суше граница колонии, об очертаниях которой имелись лишь смутные представления, начиная со времен ван Рибека постоянно отодвигалась на север и восток, а примерно с 1730 г. темп ее передвижения только ускорился. Фермерские сыновья с самого детства привыкали к тяжелой жизни, проходящей в охране стад своих отцов, в охоте и торговле (нелегальной) скотом с готтентотами. Одно за другим поколения этих приграничных жителей чувствовали все более возрастающую потребность пересечь Малое Кару и продвинуться дальше вглубь страны. Действуя подобным образом, скотоводы и охотники вытеснили готтентотов с их лучших пастбищ, а затем и с их менее пригодных земель. И в 1770-х гг. буры вступили в контакт с продвигающимися на юг племенами банту. Банту, как и приграничные буры, в первую очередь занимались пастбищным скотоводством. Поэтому вооруженных столкновений из-за выпасов и кражи скота было не избежать, даже несмотря на вялые попытки правительства Капской колонии установить четкую границу между белыми и черными по реке Хрут-Фис.