У меня и в мыслях нет делать из вышеприведенных сетований современников вывод, будто голландская заморская торговля уменьшилась до мизерных размеров или что рыбацкие или моряцкие сообщества к концу XVIII столетия прекратили свое существование. Наоборот, еще в 1780 г. объемы голландской морской торговли оставались все еще весьма впечатляющими, а рыболовство в Северном море и китобойный промысел в Арктике по-прежнему являлись «питомником» моряков. Однако в пропорциональном отношении голландские фрахтовые перевозки и мореходство заметно уменьшились по сравнению с прогрессом, достигнутым английскими, французскими и балтийскими соперниками голландцев. Более того, постоянно увеличивающаяся нехватка голландских моряков была, похоже, не просто относительной, а абсолютной. Ставоринус мог и несколько преувеличивать, когда сокрушался по поводу этого упадка в следующих выражениях, но если он и преувеличил что-то, то совсем немного: «В былые годы можно было завербовать достаточное количество умелых моряков, не прибегая к заполнению вакансий в командах судов привлечением сухопутных жителей; но уже начиная с 1740 г. множество войн на море, огромный рост торговли и судоходства — в частности, в тех странах, где прежде этому делу уделялось мало внимания, — и, следовательно, все более настоятельная потребность в умелых моряках, как для боевых кораблей, так и для торгового флота, столь сильно сократили их приток, что в нашей собственной стране, где прежде имелся огромный избыток моряков, сейчас лишь с великим трудом и затратами можно укомплектовать какое-либо судно необходимым для его управления количеством рабочих рук».
Хотя современники были практически единодушны, когда сокрушались по поводу ослабления голландского морского могущества и снижения стандартов голландского мореходства во второй половине XVIII в., они не проявляли такого же единодушия относительно причин, приведших к этому. Когда в декабре 1780 г. разразилась война с Англией, принц Оранский заметил по поводу нехватки моряков: «В последнее столетие жалованье, которое мог заработать простой человек, обычно было ниже, население было многочисленнее, а нищета сильнее распространена, чем сейчас, и поэтому было намного проще набирать людей для морской службы». Все эти утверждения можно считать в той или иной степени спорными, однако, как подчеркивает де Босх Кемпер, более чем примечательным является то, что анти-оранжистский еженедельник Der Post van den Neder-Rijn, остро критиковавший принца по другим вопросам, в данном случае ограничился лишь слабым и половинчатым опровержением его доводов. Что тем более удивительно, поскольку это являлось одним из главных сетований писателей в 1770–1780 гг., так что безработица и нищета в Соединенных провинциях были тогда еще более серьезной и более распространенной проблемой, чем в любые времена после заключения Мюнстерского договора.
Растущее нежелание — или отсутствие возможности — голландских трудящихся заработать себе в XVIII в. на жизнь морской службой, какими бы причинами это ни было вызвано, сопровождалось переменой мировоззрения и взглядов на будущее правителей-олигархов. Будучи напрямую связанными с заморской торговлей в той или иной ее форме большую часть XVII в., некоторые из них превратились не только в рантье, но в рантье, которые имели тенденцию инвестировать значительную часть своих капиталов в иностранные ценные бумаги. В 1737 г. палата общин со всей определенностью подтвердила, что голландцам принадлежит почти 27 процентов государственного долга Англии; а в 1758 г. со слегка меньшей долей уверенности утверждалось, что голландским инвесторам принадлежит треть акционерного капитала Банка Англии, Британской Ост-Индской компании и Компании Южных морей[45]
. Существовала широко распространенная (хоть и ошибочная) уверенность современников, будто голландцам принадлежит треть государственного долга Англии. В 1762 г. хорошо осведомленный банкир из Роттердама сообщил своему земляку, что голландцам принадлежит четверть государственного долга Англии, который тогда в целом достиг 121 миллиона фунтов стерлингов. 20 годами позже пенсионарий Ван де Спигел оценил голландские зарубежные инвестиции в 335 миллионов гульденов, из которых 280 миллионов (примерно 30 миллионов фунтов стерлингов в английской валюте) находились в Англии, а 55 миллионов в остальных странах.