Голливуд и Сталин - любовь без взаимности

Ключом к экранизации «Принца и нищего» является предисловие Марка Твена, написанное им к своему замечательному произведению. В этом предисловии Твен писал: «Я расскажу вам одну сказку, как мне рассказывал ее человек, слышавший ее от своего деда, а тот от своего и так далее. Лет триста и более переходила она от отца к сыну и таким образом дошла и до нас. То, что в ней рассказывается, быть может, история, а может быть, легенда, предание. Быть может, все это было, а может быть, и не было, но могло быть…» Сюжет Марка Твена остроумен и точен. Почти ничего нельзя в нем менять, не ослабляя стройности вещи. Стиль постановки диктуется материалом. Мы трактуем фильм как легенду, сильно смахивающую на правду. В картине будут показаны жизнь и быт дворца с его условностями, манерностью, наряду со средневековой жестокостью и грубостью, а также звериное, полудикое существование народа.

Специалист по драматургии Эрдмана Анна Ковалова считает даже, что автор сценария придал истории злободневное звучание:

Не однажды, адаптируя диалоги Твена для экрана, Эрдман уходил от первоисточника, чтобы впустить в сценарий весьма рискованные остроты. Когда Том Кенти рассказывает Принцу о Дворе Отбросов, тот приходит в восторг от игры в грязь и начинает строить не что-нибудь, а именно Тауэр, предпочитая это традиционной лепке грязевых пирожков. У Марка Твена этой детали нет. Принц обещает заточить жестокую бабку Тома в Тауэр. «Вы забываете, сэр, что она низкого звания. Тауэр — темница для знатных», — возражает Том. «Правда! Это не пришло мне в голову. Но я подумаю, как наказать ее», — отвечает Принц. В фильме Гарина и Локшиной Принц говорит другое: «Не огорчайся, мальчуган, куда-нибудь мы ее все-таки посадим». Дело, разумеется, не только в отдельно взятых репликах, но и прежде всего в том, что средневековая Англия под властью сумасбродного тирана Генриха VIII, с доносами и допросами, с казнями и жестокостями, у Эрдмана действительно оказалась очень похожей на СССР.

И хэппи-энд сценарист сочинять не стал…

После Победы союзнические настроения еще несколько месяцев оставались в силе — их омрачали лишь абстрактные «реакционные круги», «враги мира» и «антисоветские элементы» — и Александр Згуриди успел закончить в 1946 году картину «Белый Клык» — экранизацию одноименной повести Джека Лондона. Это был фильм, проникнутый гуманизмом и милосердием, которых так не хватало после войны. Носителем этих качеств был герой-американец в исполнении Олега Жакова.

«Белый Клык» имел невероятный успех, и не только в Советском Союзе, но и во многих странах мира, включая США.[8]

Правда о поджигателях {17}

Холодная война началась не сразу. Зерна раздора зрели давно. В январе 1945 года Илья Эренбург с неприязнью писал о неких «американских обозревателях», никого не называя по имени: