Голливудские мужья

Хевен никогда не спрашивала, кто ее отец. Однажды об этом спросил Джек, приехавший в Лондон забрать девочку. «Его не существует», – последовал холодный ответ.

К сожалению, это было не так.

Силвер вздохнула, потянулась. Открыла глаза, уставилась на задрапированный шелком потолок над постелью. Едва ли ей будет приятно, если Хевен сегодня все-таки явится. Черт бы подрал Нору – это все ее происки. Пригласила девчонку и пробудила у нее эти неприятные воспоминания.

Часы «Баккара» на прикроватном столике сказали ей, что пора начинать готовиться к приему. Сейчас бы поспать часиков эдак десять. Когда последний раз она позволяла себе такую роскошь? Работа… работа… работа… приемы… приемы… приемы…

Что ж… за большую славу приходится платить.

Игра стоила свеч.

Вот только…

13

Перед тем, как собираться на прием, Мэннон Кейбл решил подкачать мускулатуру в своем личном спортзале. На прием ему ехать не хотелось. Он их не любил в принципе. В этот раз согласился, просто чтобы сделать любезность Норе Карвелл. Она позвонила неделю назад и пригласила его. Нора была старой приятельницей, одной из немногих в Голливуде, ради кого он был готов расшибиться в лепешку. Ну, это громко сказано; во всяком случае, если она просила об одолжении, он делал, что мог. В начале его карьеры она была единственной, кто всегда был готов протянуть руку помощи. Он вспомнил, как вошел в ее кабинетик на съемочной площадке, в тот самый день, когда заключил контракт на съемки в своем первом серьезном фильме. С тех пор, если быть до конца откровенным, прошло пятнадцать лет.

Когда двадцатисемилетний Мэннон Кейбл вошел в кабинетик Норы Карвелл, она подумала, что такой роскошный самец появился на ее пути впервые. Нет, эта сторона жизни ее мало интересовала. Она всегда предпочитала девушек, и вряд ли это изменится. Но Мэннон этого не знал, и когда перед ним возникла не первой молодости женщина со стрижкой «под горшок» и прилипшей к нижней губе сигаретой, он мгновенно вошел в роль. Осанистая сексуальная походка. Прищур самца. Кобальтовые глаза все сжигают на своем пути.

«Садитесь, – буркнула Нора, – и подробно о себе расскажите. А дальше будем думать. – Она пошелестела бумажками у себя на столе. – В отделе фоторекламы уже были?»

«Нет». – Он покачал головой.

Она покосилась на его обласканные солнцем стати, пытаясь определить, как лучше распорядиться эдаким куском мяса. «Валяйте. Я слушаю».

Он рассказал ей, что родился в Монтане, в девятнадцать лет приехал в Лос-Анджелес. Изучал актерское мастерство на разных курсах, работал официантом, статистом, помощником на бензоколонке, изымал автомобили у неплательщиков, был каскадером.

«Женат?» – спросила Нора.

«Нет».

«Гомосексуалист?» – проверяла она его половые пристрастия.

Он заерзал на стуле. «Шутите?»

Карандаш застыл в ее руке, ей важно было знать, не врет ли он. «Я не собираюсь трезвонить об этом на весь мир, сынок. Мне нужно знать такие вещи, чтобы тебя же защитить».

«Я не педик», – глухо сказал он.

Она что-то черкнула на листке бумаги и сказала: «Приходи завтра. Я тебя разрисую в лучшем виде».