Голливудские тайны

– Почему бы мне не прийти? – Я улыбнулся ей,- Ты опять в порядке. Он ведь то же тебе говорил.

– Да. Но ему я и в этом не верила.

– Мне-то поверь. Ты в порядке, Кей. Давай-ка, садись! Можешь встать, если хочешь. Можешь одеться и отправляться домой, в любое время, когда пожелаешь.

Она медленно села.

– Да,- прошептала.- Сесть могу. Но, Эд, странно как-то. Я ничего не чувствую. И поэтому я не уверена, Эд. Похоже, что я… без чувств. Я вся… онемела.

– Пройдет,- подбодрил я ее.- На улице, на воздухе.

Она встала, и я схватил ее за руку.

– Осторожней! – предупредил.- Ты долго на ногах не стояла, они будут, как деревянные. Все равно, что учиться ходить заново.

Она сделала несколько судорожных шагов – какая-то координация у нее присутствовала. Я помог ей сесть в кресло. Взгляд поплыл, потом опять обрел сосредоточенность.

– Ну вот,- сказал я.- Ты, вообще, видишь?

– Вижу, о'кей, Эд. Но я по-прежнему ничего не чувствую. Как нога, бывает, затекла, так я вся…

– Не тревожься.

– Да, но еще… С тех пор, как я пробудилась, я такой остаюсь. День за днем. Я говорила доктору Локсхайму, просила таблеток успокоительных, он не дал.

Заявил, что опасно. И вот я бодрствую день и ночь. Удивительно, я не ощущаю усталости.

Я кивнул. – По правде, что я такое, если вообще что-нибудь? Я совсем не хочу есть, пить. Я даже…

Она запнулась, и я похлопал ее по плечу.

– Я все знаю. Это неважно.

– Неважно? – Она нахмурилась.- Эд, что со мною произошло? Доктор Локсхайм не говорит. Я знаю, он что-то со мною сделал… Когда ж это, как давно? Мне кажется, меня оперировали. Долгая, долгая операция, или их много было? Не помню.- Она помолчала.- Когда последний раз я пробудилась и при сознании так и осталась, я вспомнить пробовала. Но не смогла.

– Это тебя беспокоит?

– Да. И еще другое меня беспокоит, даже сильнее. Я хочу плакать и не могу.- Она взглянула на меня распахнутыми глазами.- Эд, скажи правду. Я свихнулась? Я в какой-то клинике нахожусь?

Я покачал головой.

– Тогда что же произошло? Что со мною произошло?

Я улыбнулся.

– Произошло, что хотела. Отныне для тебя секрет не секрет.

– Секрет!

Она сохранила память, порядок. Наверняка, помнила все до того, как игла вонзилась, куда ей следует. Я больше не волновался. Она оправится, я мог с ней теперь говорить.

– Да,- сказал я.- Секрет Локсхайма, наш общий секрет. Секрет, который ты хотела выведать, чтоб оказаться в Первой десятке и – навсегда. Ты не забыла, конечно же, Кей, что признавалась: на все согласна, только б его узнать.

Что ж, теперь для тебя секрета нет. Поэтому не пугайся.

– Что Локсхайм сделал со мной? – спросила она. Спокойно, владея голосом.- Кстати, кто он?

Я присел рядом с ней.

– Удивительно, что не знаешь,- сказал я.- Ведь ты такой знаток кинематографа. Впрочем, технических специалистов никогда вниманием не баловали, тем более на заре звукового кино.

Тогда именно Локсхайм тут появился. Делал кое-какие объемные мультипликации в одной-двух студиях – тогда Купер и Шедсак выпускали «Кинг Конга»[Имеется в виду первая серия картин о горилле Конге, открывшаяся фильмом «Кинг Конг» (1933)].

Он специализировался на фигурах в натуральную величину, разработанные им самим технологии были немцам не по карману. Оказалось, и нам дороговаты.

Чудные штуковины – не просто папье-маше с механизмом, не просто заводные. В конце концов, он же врач и преотличный. Хирург, анатом, невролог – полный набор. Но в мире зрелищ места ему не нашлось.

Он открыл небольшую клинику в Беверли Хиллз, как только разрешение на практику получил, и к хирургии вернулся. Пластическая хирургия – вот что было самое прибыльное. «Сделал» несколько лиц, а заодно – себе репутацию.

И деньги большие. Попутно он продолжал свои штудии и постепенно усовершенствовал технологию.

– Какую технологию?

– Пускай сам расскажет. Не стану и теперь притворяться, что язык технарей мне по зубам. Что могу оценить – это значение его метода обработки для меня. Для других – с именем: звезд, тебя так занимавших, для тех, кто держаться на высоте способен, кажется, вечно. Для таких, как Сандерсон, и дюжина с ним.

Мы составляем нечто вроде замкнугой корпорации, Кей. Нас немного – тех, кто может позволить себе операцию, стоящую двести тысяч долларов. Тех, кто может оценить преимущество быть наверху двадцать лет – или дольше – молодыми и свежими, пока двойники играют за нас повседневную жизнь, чтоб ни у кого не возникло никаких подозрений. И ты ведь не подозревала этого, нет же, Кей? Даже узнав про двойника Сандерсона, не сомневалась: Пол настоящий. Ты сама говорила о нем: ни глотка спиртного, под юпитерами ни капли пота, и признаков усталости никогда, никогда желания заняться любовью. И все равно до сути ты не добралась. Я скажу тебе: он совсем не ест, совсем не спит. У него нет в этом потребности. С его мозгом и главными органами жизнедеятельности в броне синтетической нервной системы и синтетического тела.