Голливудские жены

В эту ночь он чуть было не переспал с Шелли. Совсем обалдел, а она, как всегда, лезла на него. Стащила с себя одежду под вопли Донны Саммер и принялась танцевать перед ним. Тело у нее, конечно, что надо. Но и только. Просто еще одно тело.

Она упала перед ним на колени и расстегнула пояс его джинсов, но совсем его не возбудила. Боль от того, что Ангель его бросила и избавилась от его ребенка, перебарывала и травку и снег.

Внутри он был весь пустой. Никто, кроме Ангель, ему не был нужен.

— Псих ты! — бушевала Шелли. — Педик или еще что? — Она не привыкла, чтобы от нее отворачивались.

Он остался у Рэнди, надеясь на великую новость и тоскуя по Ангель.

Шелли обиделась ненадолго.

— Я тебя заполучу, не сегодня, так завтра, — смеялась она. — Надо просто не отступать, верно?

Деньги он у них занимал поровну. Шелли относилась к этому добродушно, но Рэнди, когда он попросил у него еще полсотни, вдруг взбеленился:

— Послушай, я же, мать твоя, не банк. Мне каждый доллар нужен, чтобы не упустить Мэрли. Если она пронюхает, что у меня за душой ни цента, только я ее и видел.

Бадди сочувственно кивнул. Мэрли Сандерсон была для Рэнди доступом ко всяким благам, а старина Рэнд столько лет перебивался по мелочам, что заслужил вкусить красивой жизни.

С неохотой он признал, что должен подыскать себе какую-нибудь работу, пока не узнает о результатах пробы. А приняв это решение, надел единственную чистую рубашку, уговорил Шелли погладить его черные габардиновые брюки и завершил экипировку белой курткой от Армани — спасибо Джейсону Суонклу.

Нарядившись, он отправился к Фрэнсис Кавендиш в надежде, что у нее что-нибудь для него да отыщется.

— Э-эй, Фрэнси! — бодро поздоровался он, входя в ее приемную так, словно они виделись накануне.

Она откинулась на спинку коричневого кожаного кресла и внимательно оглядела его с головы до ног.

— Ну-ну, — произнесла она медленно. — Только поглядите, что нам Санта-Ана надула с улицы. Я думала, ты сдох.

— А? — Он нахмурился.

— Актер, который исчезает, в моей книге значится сдохшим.

— Так вот же я!

Она прищурилась на него поверх очков.

— И выглядишь очень неплохо, рада сказать.

— Я много бегаю.

— Это идет тебе на пользу.

Наступило долгое молчание, которое она как будто не думала прерывать.

Он кашлянул.

— Так что слышно, Фрэнси?

— Бога ради, не называй меня Фрэнси.

За это время очки в стразах сменились квадратными стеклами в тяжелой роговой оправе, что усугубляло впечатление мужеподобности, внушаемое коротко подстриженными седыми волосами и костюмом мужского покроя — слишком жаркого для Калифорнии. Но костюм был ее неотъемлемой и знаменитой принадлежностью. Она отперла боковой ящик стола и вытащила еще одну свою неотъемлемую принадлежность — видавший виды мундштук. Вставила патрончик, раскурила, затянулась и протянула через стол ему.

— Женат по-прежнему? — спросила она отрывисто.

Он глубоко затянулся, и инстинкт подсказал ему верный ответ:

— Не-а!

— Вот и хорошо. Брак тебе не шел. У меня для тебя есть работа. Фильм ужасов. Ты подойдешь в самый раз. Бюджет ограничен.

Две недели. Плата по профсоюзным ставкам. Подходит?

Он кивнул, боясь упомянуть про» Людей улицы «, чтобы не сглазить.

— Когда?

—» Юниверсал «. Со следующего понедельника.

— Звучит неплохо.

— Еще бы! — Она отобрала мундштук и принялась его сосать.

Видимо, больше чем на одну затяжку он рассчитывать не мог. Но и одна затяжка лучше, чем ничего.

— Вечером ты свободен? — внезапно спросила она.

В прошлом он раза два сопровождал Фрэнсис на скучнейшие банкеты после присуждения наград, и однажды был кавалером ее восьмидесятишестилетней матери, которую Фрэнсис вывезла поразвлечься. Вообще-то он больше не собирался служить сопровождающим; с другой стороны, от его согласия, возможно, зависело, получит ли он работу в» Юниверсал «.

— Да, свободен, — ответил он.

— Отлично, — сказала она деловито. — Росс Конти устраивает вечер для Джорджа Ланкастера и Памелы Лондон. Заедешь за мной точно в четверть восьмого. Ты мой адрес помнишь.

Это было утверждение, а не вопрос. Он обрадованно кивнул: пусть и с Фрэнсис, но такой вечер сулил многое.

— И еще, миленький! — добавила она. — Надень что-нибудь приличное. А то сейчас ты смахиваешь на мальчиков, которые толкутся у зала» Поло»в поисках клиента.

Он попытался скрыть раздражение. Ну, да что она понимает?

Если уж на то пошло, так ему она напоминает Родни Данджерфилда в юбке.

Развеселившись от этой мысли, он сказал:

— Значит, в семь пятнадцать. — И ушел.

Оливер Истерн рассеянно опорожнил пепельницу, в которой тлела ее сигарета.

— Оливер! — сказала Монтана резко. — Я ведь еще ее не докурила!

— Что?

— Моя сигарета! — Она с возмущенным недоумением обернулась к Нийлу.

Нийл сосредоточился на рюмке виски, которую сжимал в пальцах.

Оливер начал рыться в мусорной корзинке, чтобы погасить сигарету.

Они сидели втроем в блистающем чистотой кабинете Оливера. Было одиннадцать утра, и они ждали Джорджа Ланкастера. Он опаздывал уже на час.