Голод

Глядя, как он шаг за шагом удаляется в темноту, Стэнтон на миг позавидовал Доннеру: его ожидала семья, общество прекрасной жены и детишки, сладко посапывающие во сне…

Брайант шумно перевел дух.

– Дай бог, чтоб нас смог возглавить кто-то еще.

Стэнтон кивнул вслед ушедшим, полностью скрывшимся во мраке прерии.

– А ты бы кого из них выбрал, если другого выбора нет?

– Я бы охотней за Ридом пошел, чем за Доннером. Этот на роль вожака больше подходит. Хотя, если уж хочешь знать правду, я всем другим предпочел бы тебя.

– Меня? – Стэнтон едва не расхохотался. – В этом тебя вряд ли хоть кто-то поддержит. Семейные мне, холостому-бездетному, не доверяют, да и зачем мне лишняя головная боль? Мне своих забот хватит. Если уж тебе так интересно, кто станет главным, отчего сам не вызовешься?

Брайант криво улыбнулся.

– Нет, так просто меня от ухода не отговоришь.

– То есть ты твердо решил отколоться и ехать вперед? – уточнил Стэнтон. – Путешествовать небольшим отрядом, пока погубивший мальчишку, кем он ни окажись, рыщет на воле… рисковая это затея.

Брайант склонил голову на сторону, будто прислушиваясь к чему-то вдали.

– Верно, рисковая. Знаешь, все это мне кое-что напоминает. А именно – старую, многолетней давности сказку.

– Из тех, что индейцы рассказывают?

Улыбка Брайанта сделалась куда больше похожей на прищур.

– Нет. Одну странность, случившуюся со мной во времена учебы на доктора. Невероятную, будто сказка. Если когда-нибудь разберусь в этой дичи, непременно тебе расскажу, – пообещал он, поворачиваясь к лагерю и помахав Стэнтону на прощание. – Удачи, Стэнтон. Счастливо оставаться. Будет возможность – пришлю весточку.

«Невероятную, будто сказка»… Эти слова отчего-то засели в памяти Стэнтона – крепче некуда.

На ночлег Стэнтон, как обычно, расположился в стороне от соседей: по вечерам он предпочитал одиночество. Сквозь частокол деревьев виднелись фургоны, шатры для сна, костерки, догорающие в ночной темноте; в воздухе веяло пищей, приготовленной к ужину, но куда ни взгляни – вокруг костерков было пусто. Отцы семейств разогнали домашних по шатрам. Все как всегда: приходит несчастье, и круги сужаются, люди в первую очередь стремятся уберечь от беды своих.

Стэнтон заранее знал, что истерзанное тело мальчишки в покое его не оставит… и, конечно же, оказался прав, но это было еще не все. К этой напасти прибавилась новая – назойливое, неотвязное, точно резкая вонь крови над прерией, ощущение подспудной близости чего-то жизненно важного, начала какой-то незримой нити событий. Отроду не любивший ссор, намек Доннера он понял прекрасно, и ничего хорошего этот намек не сулил. «Не стоит недооценивать людских симпатий»… Сам Стэнтон ради всеобщей любви никогда вон из кожи не лез, а значит, союзником мог считать только Брайанта, а Брайант собрался покинуть обоз, и мысли о том, что убийца мальчишки может оказаться одним из партии, здорово действовали на нервы. Склонных к жестокости, и даже к жестокости извращенной, в обозе хватало с избытком. Кроме того, Брайант, помнится, говорил, что опасные склонности вполне можно скрывать. По слухам, тот же Кезеберг тайком от окружающих бил молодую жену, и Стэнтон этим слухам вполне доверял. Шулер-самоучка да вдобавок злопамятный – с такого станется, заимев на кого-либо зуб, при случае поквитаться.

А, скажем, Джон Снайдер, нанятый в батраки семьей Грейвсов? Тиранит возниц помоложе немилосердно, частенько отнимает у них вечернюю порцию пива или заставляет вместо себя нести караул… Что говорить, малоприятных типов в обозе полно, но все они, если вдуматься, подонки обычные, заурядные. На запад таких едут сотни, если не тысячи, и в роли чудовища, способного зверски погубить шестилетнего мальчишку, Стэнтон ни одного из них представить не мог. Тут нужна кровожадность особая, ни на что не похожая, а потому вопрос, оставшийся без ответа, вызывал невольную дрожь.

Дело ясное: заснуть не удастся.

От брошенного без присмотра костра осталась разве что пара тлеющих углей. Возиться с ужином было поздно, однако голода Стэнтон не чувствовал – особенно после того, что видел в прерии. Уж лучше заползти под одеяло, прихватив с собою остатки виски, и попытаться стереть из памяти неотступно маячащую перед глазами картину – вспомнить бы только, куда бутылку запрятал…

Однако стоило ему подойти к фургону, невдалеке послышался шорох шагов. Стало быть, он не один.

Рука сама собой скользнула к бедру, за револьвером, однако из темноты, сдвинув со лба платок, выступила Тамсен Доннер. Ее появление поразило Стэнтона, точно нож в сердце. Слишком уж Тамсен Доннер красива. Не к добру такая красота.

Ни для кого не к добру.

Стэнтон убрал ладонь с кобуры.

– Чем могу служить, миссис Доннер?

Ее фамилию он произнес с особой, подчеркнутой внятностью.