Голод богов (1)

А из четырех полков, что идут тем двум на подмогу, не менее половины до ручья доберутся. И не только доберутся, но и на эту сторону ручья перейдут — если только не бросить им навстречу «холопскую пехоту», усиленную варварами. Что будем делать? Сражаться?

Нет, — качает головой Румата, — всех отвести назад. Катапульты — бросить. Пусть переходят. А вот обратно за ручей им уже не уйти.

Пока они будут разрушать катапульты и искать, куда же делся противник — пусть «огнеметчики» развернут свои легкие машины на новых позициях, а с мельницы им пусть подвезут нужное количество горшков с зельем.

Времени хватит. Ведь что будет делать орденский командир на этом берегу, в сайве? Вышлет по двум дорогам разведку, по полсотни — но к этому готовы лучники с отравленными стрелами. Не вернется его разведка. А тут как раз и «огнеметчики» приготовятся. Горшки по навесной траектории летят, им сайва не помеха.

Что орденский командир будет делать? Правильно, обратно через ручей отступать. Вроде бы на свою сторону. А чтобы совсем не скучно было — протянем-ка мы на броде колючую проволоку, так удачно придуманную отцом Кабани. Ряда этак в четыре. Интересно посмотреть, как они через такую проволоку переправятся — особенно если с этой стороны лучники будут стрелять им в спину, а на той стороне их наша пехота встретит…

…

Солнце подкатилось к полудню — тусклое, как глаз снулой рыбы, оно едва пробивалось сквозь сплошную пелену наплывающего густыми волнами дыма. В воздухе летала копоть, оседая на все вокруг — на землю, на людей и лошадей. За ручьем, который был совершенно невидим в густом дыму, горела сайва. И горело мясо — много мяса. Откуда-то издалека доносился лязг оружия, стоны, ржание коней… Потом все надолго стихло.

В орденском лагере Ордена изнывали от смрада и от неизвестности.

Что с ушедшими полками? Догнали ли варваров? Добрались ли до катапульт? Наверное, добрались — раз больше не летят камни. И что? Непонятно…

Тем временем, судьбу этих последних полков решал совет войска. Остальные свою судьбу уже нашли. В поле и в лощине у предгорий, вокруг ручья и в сайве лежали тысячи орденских бойцов — побитые камнями, сожженные, изрубленные, поколотые, пораженные отравленными стрелами. Совет колебался — пока потери войска Хозяйки по сравнению с потерями Ордена были невероятно, сказочно малы. Но всем было понятно — если столкнуться с остатками кавалерии ордена в открытом бою, в поле, больших потерь не избежать. Но не оставлять же здесь, у себя под носом, более 4000 бойцов врага.

Все смотрели на Румату — что скажет Светлый, то и будет.

— В открытом поле биться не будем, — сказал тот наконец, а после паузы добавил, — но и орденцев не выпустим.

Молчал совет почтительно. Молчали вольные капитаны и выборные, молчал Верцонгер. Молчал отец Кабани. Молчала Кира. На их глазах творилось чудо.

— Сколько у нас возов? — спросил Румата.

— Сотен двадцать наберется, — уверенно сказал один из выборных.

— Хорошо. Настилайте переправу, запрягайте быков и все на ту сторону. Дон Пина, переправляйте своих ландскнехтов, обеспечьте охрану переправы с той стороны. Верцонгер, дон Пага, кавалерию тоже на ту сторону, организовать разъезды, за орденским лагерем следить со всех сторон. С основными их силами в бой не вступать. Только с их разъездами — если таковые появятся. Отец Кабани, на последние возы погрузите огнеметные машины и снаряды для них. Распорядитесь, чтобы катапульты прикатили от верховий на старую позицию. Что — пожар в сайве? Возьмите тысячу человек. Если надо — возьмите две. Пять. До заката катапульты должны стрелять со старой позиции. Все. Выполняйте.

… К вечеру пелена дыма отчасти рассеялась и здесь орденских бойцов ждал плохой сюрприз. Их лагерь был окружен кольцом возов, за которыми виднелись группы слаженно перемещающихся вооруженных людей.

Предприняли было попытку атаковать тремя сотнями — да не тут-то было. Конный строй был разрежен огневыми снарядами, а на подходе к возам — осыпан отравленными стрелами. Назад вернулось меньше двухсот бойцов.

Еще раз попытались — доскакали, несмотря на обстрел, до линии возов, но были отброшены ландскнехтами.

Солнце между тем клонилось на закат. И тогда заговорили катапульты. Каменная шрапнель с математической точностью ложилась внутри круга возов, методично перемалывая людей и коней… К ночи все было кончено.

Румата уселся на один из возов, снял шлем, увенчанный бычьими рогами, вытер лоб, и спокойно произнес.

— Все. Мы победили. Дон Пага, отправьте вестового к отцу Кабани, пусть остановят катапульты. Здесь больше не в кого стрелять.

Подошли двое «холопских» тысячников — из тех, кого он натаскивал последние дни. Они переминались с ноги на ногу, потом один, что помоложе, спросил:

— Скажите, Светлый, мы не ослышались? Это уже победа? В орденской армии двести сотен с лишним…