— Уф, — облегченно вздохнул он. — Давайте перейдем к сути дела. Там, в ставке, лежит легат четвертого легиона Флеас, тяжело раненный в сражении. Это — замечательный человек и мой друг. С его раной мы справились, но есть еще одно…
— Значит, было сражение? — взволновано спросила она. — И кто…
— Орден разбит, — вмешался лейтенант. — Его армия кормит ворон на полях Валдо. Йарбик, трусливая крыса, с приближенными бежал за стены Енгабана. Но, клянусь Значком, мы вытащим его оттуда и растопчем, как ядовитую гадину…
— Орден разбит, — тихо повторила женщина. Ее лицо неуловимо менялась. Черты утратили жесткость, на глазах выступили слезы. — Я так мечтала услышать эти слова… Меня зовут Эрн, а это мой сын — Хольк. Что мы должны делать?
«История Киры и Антона повторяется, — с тоской подумал Румата, — просто беличье колесо какое-то… Ладно, отставить сопли, приступить к выполнению боевой задачи».
** 34 **
— Где этот чертов Бромберг? — тихо спросил Клавдий. — Что вообще происходит?
— Начинаю с ответа на второй вопрос, — спокойно сказал Слон, отхлебывая кофе. — Происходит то, что устраивает Бромберга. Теперь отвечаю на первый вопрос. Пока все его устраивает, ты его не найдешь. Я ведь тебя предупреждал…
— То есть, он просто нас провел?
— Нет. Он нас использовал.
— Для чего? — поинтересовалась Ольга. — Чего он добивается?
— Откуда я знаю, — Слон пожал плечами, — зачем-то ему понадобилось форсировать войну. Он ее форсировал нашими руками. Может, он опасался, что КОМКОН вмешается раньше, чем ситуация станет необратимой. И действительно — так бы оно и случилось, если бы мы не пошли у него на поводу. Каммерер появился только сегодня, когда войско Хозяйки уже высадилось в Метрополии, уничтожило весь военный контингент Ордена и стоит под стенами Енгабана. Можете быть уверены — завтра Енгабан падет, а предстоятели и магистры будут в полном составе развешаны на городских воротах.
— Ясно, — сказал Клавдий. — В смысле, что ничего не ясно. А Каммерер будет здесь через… пять минут примерно. Он человек пунктуальный… Интересно, он-то сможет найти Бромберга?
— Он-то сможет. Но нам-то что? Сам понимаешь, валить все на Бромберга — глупо и смешно. Будем выглядеть, как циклоп Полифем из «Одиссеи» Гомера. «Коварный Никто хитростью и обманом лишил меня зрения».
— Ну, есть, все же, некоторая разница. Бромберг совсем даже не никто.
— Нету никакой разницы, Клавдий, — вздохнул Слон. — Ну посоветовал нам какой-то Бромберг что-то сделать. Плохо посоветовал. Если бы мы были поумнее — мы послали бы его подальше с его советами. А мы — не послали. Вот за это и будем отвечать.
— А как на счет того, что он всю эту ситуацию и подстроил? — спросила Ольга. — Ведь Бромберг манипулировал нами. Он же…
Она не успела закончить фразу.
Дверь распахнулась и в зал стремительно вошел Максим Каммерер, великий и ужасный. Вслед за ним появились Август Бадер, Геннадий Комов и Леонид Горбовский — что было уже совсем скверно. Такое количество представителей Мирового Совета, как показывает практика, ни для чего хорошего обычно не собирается.
— Приветствую всех, — жизнерадостно начал Каммерер. — Извините, услышал случайно кусочек вашего оживленного спора. Вы… Ольга, если не ошибаюсь… помянули какие-то интриги Бромберга? Что за интриги? Это связано с причиной нашей сегодняшней встречи?
— Еще как, — хмуро ответил Клавдий. — Вот найти бы его сейчас и…
— …Засунуть пятками в кипяток, — продолжил Каммерер. — Очень действенный метод. Используется в хонтийской контрразведке на Саракше. Вот бы дружище Айзек нам бы рассказал бы…
— Максим, ну что у вас за казарменный юмор, — проворчал Горбовский, обстоятельно устраиваясь за столом. — Мы собрались по достаточно серьезному поводу и давайте будем держаться в рамках.
— Тем более, что Бромберга совершенно не обязательно пытать, — добавил Комов, — он сам радостно поведает, как всех облапошил.
— Мне вообще иногда кажется, что он занимается этой альтернативной наукой лишь ради того, чтобы поиздеваться над культурной общественностью, обоими КОМКОНАМИ и Мировым Советом, — заметил Бадер.
— Вы оба не правы, — Горбовский тяжело вздохнул. — Айзек всегда был предан науке, и то, что он понимает науку иначе, чем мы, еще не повод… Знаете, они называют свою науку «А-наукой», а нашу — «Б-наукой». То есть «безальтернативной». Довольно таки пренебрежительно. Но ведь мы первые начали, назвав их науку «альтернативной», также с явным оттенком пренебрежения. В смысле, что у нас — наука, а у них — так, наукообразие. В общем, сколько людей — столько мнений… Извините, коллеги, я отвлекся. Максим, пожалуйста, найдите Бромберга. По-моему, без него нам сегодня никак не обойтись.
— Сию минуту, — сказал Каммерер, что-то нажал на своем коммуникаторе, и посреди зала появился фантом весьма озадаченного Бромберга. — Оп! Привет, Айзек! Рад вас видеть! А вы рады?