Голод. Дилогия

Она не увидела Зиди, а почувствовала ветер на лице. Ей даже показалось, что магия, растворившаяся в воздухе после казни бальского колдуна, неслышным эхом вернулась из пустоты и погладила ее по щеке. Ощущение было столь отчетливым, что девушка вздрогнула и уставилась на арену, ожидая увидеть безногого и безрукого калеку, выходящего на нее, но увидела хромого седого воина. Рядом с серокожим великаном он казался жалкой подделкой под человека. И все-таки чем-то притягивал взгляд этот отчаянный хромой.

«Он!» – неизвестно отчего подумала Кессаа. И когда Зиди поразил Салиса, девушка уже ничему не удивлялась. С галереи конга спустилась закутанная в ткань Тини, бросила лишь один взгляд в сторону Кессаа, но та уже все поняла. Кивнула и скользнула к выходу, едва не столкнувшись с раздосадованным седым воином. «Седд Креча», – вспомнила его имя Кессаа и поспешила вниз по лестнице, недоумевая, отчего так взволновала ее эта случайная встреча.

Неделя пролетела как один день. Тут-то и пригодились знания Кессаа, такие заклинания вспомнила, что уж, как сказал бы Гуринг, два-три поколения жрецов и в списки их не вставляли. Еще в галерее набросила на освободившегося раба петельку интереса. Потом стоило только глаза закрыть, чтобы точку зеленоватую мерцающую увидеть. Баль покрутился до вечера в центре, причем большую часть дня неподвижно где-то прятался. А как вечер пришел, точка в сторону порта направилась. Илит пришлось в план посвятить. Охнула рабыня, но десяток золотых взяла, да в ноги упала хозяйке, когда та о побеге сказала.

– Ты подожди благодарить, – опустила голову Кессаа. – Вот, возьми эту мазь да прядь волос смажь. Я тебе вольную оформлю, как и положено, но по-всякому может повернуться, а она тебе мучиться не даст. Прикусишь и отлетишь. Без боли умрешь.

Дрожащей рукой взяла Илит мазь, но пугалась недолго, тут же побежала по знакомым справки о баль наводить, благо дело и таиться не приходилось, о Зиди только в городе и говорили. Кессаа же вновь и вновь шелестела пергаментами в хранилище, скучала по строгому взгляду Мэйлы да подумывала, как ей вместе с баль из города выйти. Отчего-то даже и мысль не приходила ей в голову, что Зиди отказать может.

В заботах да сборах время и прошло. Ясно уже было, выжидает баль, как и Кессаа, последней воскресной ярмарки ждет. Кессаа с Илит на ту ярмарку еще с утра отправились. Перед этим девушка рабыне вольную отписала да заверила ее у Гуринга и у привратника толстого. Гуринг еще головой помотал, но успокоился, едва Илит уверила его, что не бросит хозяйку. Правда, потом вцепился кривыми пальцами в рукав, прошептал хрипло – «когда пойдешь», тут Кессаа и обмерла. Задрожала рука старческая, слезинка мутная из глаза покатилась, но что-то удержало девушку. Не стала она сердце седому приятелю на ладонь выкладывать, улыбнулась, погладила старика по руке:

– Нет пока проводника, Гуринг. На ярмарку пойду, попробую кого-нибудь из ближних купцов обговорить. Вечером увидимся. Все равно еще неделю в храме придется провести. Подожду, пока таны на скомскую охоту отправятся. К тому же слышала, что конг в Дешту отбывает, вот тогда и я… тронусь.

– Ну, так не прощаюсь я? – только и спросил Гуринг, но слезу с щеки смахивать не стал. Так и смотрел вслед бывшей помощнице, хотя в руках у нее, кроме легкого узелочка, и не было ничего.

На ярмарке Кессаа пришлось у лавки писца ворожбу легкую закрутить. Едва тот зажиточного сайда отпустил, который девчонку худосочную да вертлявую для домашней прислуги или еще каких надобностей прикупил, как тут же еще одну запись на то же имя в книге соорудил да бирку деревянную Илит протянул. А та уже готова была: орехов земляных перед парнем миску поставила. Запах от них чудный, не всякий откажется, а уж если с приговором…

– Пошли, – прошептала рабыня, потянув Кессаа за руку. – В трактире твой проводник прячется, самое время к нему идти. Хозяин его, демон этот одноглазый, по рядам с повозкой ходит. Пошли, а то упустим.