Голод и тьма

– Василию, поверь мне, мы здесь не для того, чтобы навредить нашей родине-матери, а для того, чтобы спасти её от голода, нашествия иноплеменников, и других невзгод. Ведь всё это было у нас. Но мы надеемся, что грядущее можно изменить.

Тот какое-то время помолчал, затем, видимо, принял решение, выпрямился и сказал:

– Петько, зажги свечи и лампу масляную, темнеет. Княже, ты, я слыхал, навроде дьяка посольского приказа в вашей Америке.

– Именно так, Василию.

– Тогда поведай мне, что ты сделал.

И я рассказал всё, от переговоров с индейцами и визита к мексиканцам и до последних договорённостей со Столармом. На "Победе" находились несколько мультифункциональных принтеров, и я переснял некоторые документы, в том числе и немецкий текст договора со шведами. Его я и достал из портфеля и протянул Щелкалову.

Тот всмотрелся в него при свете уходящего солнца, затем поднял глаза:

– Добро ты сделал, княже. Поведай мне теперь про вашу Русскую Америку. И про то, что было после сего времени.

– Это долго рассказывать, Василию. Я расскажу, что смогу, но я тебе принёс ещё и книжку про международные отношения на рубеже шестнадцатого и семнадцатого века. Но нашим шрифтом.

– Покажешь мне потом ваш шрифт. А пока говори. Петька, налей нам ещё вина.

Я и рассказал немного. Уже стало совсем темно, только свет десятка свечей и одной лампы еле-еле пробивался сквозь сумерки, а Щелкалов всё слушал. И лишь когда закричала какая-то ночная птица, он повернулся ко мне и сказал голосом, потерявшим былую стужу:

– Ступай, княже. Петька тебя отведёт. И благодарю тебя за дары твои.

Да, подумал я. Как говорят швабы, не поругал – значит, похвалил. Похоже, для этого Громыко местного розлива примерно так же.

5. Святитель

Будучи ребенком, я не раз прислуживал в церкви, даже тогда, когда к нам приезжал епископ или сам митрополит, глава Русской Православной Церкви Заграницей. А вот патриарха я не видел еще никогда и, если честно, немного побаивался.

Около полудня послышался возглас с улицы:

– Едет!

И Борис, и его рынды, и прочие бояре, и я высыпали на улицу. В деревню въехали три возка без особых украшений, кроме крупных православных крестов на боках. Они подъехали к храму Живоначальной Троицы, что в Больших Вязёмах, и из них сначала вышли монахи. Один из них подошёл к среднему возку, приставил ступеньку, открыл дверь, и помог патриарху выйти.

Если Борис Годунов был человеком по нашим понятиям относительно молодым, сорока восьми лет, то патриарх Иов был стариком даже по меркам двадцатого века. По разным сведениям, ему было то ли семьдесят один год, то ли семьдесят пять. Высокий для Руси рубежа 16 и 17 веков, прямой, седоволосый и седобородый, он казался древним подвижником.

Сначала патриарх отслужил литургию в храме. Когда перед службой я подошел к нему за благословением, он посмотрел на меня и сказал:

– А ты, юноша, вижу, прислужником был. Хочешь со мной послужить?

И откуда он про это узнал? Пришлось впервые с двенадцати лет надевать стихарь и прислуживать Патриарху и иеродьякону Иоанну, приехавшему с ним. К счастью, в алтаре было еще пять монахов, и я был лишь шестым прислужником, так что я очень уж больших ошибок не сделал, даже если учесть, что некоторые нюансы службы после реформ Никона достаточно сильно изменились.

После службы, когда я брал благословение, чтобы снять стихарь, он мне сказал:

– Пойдем побеседуем перед трапезой.

И мы присели в пономарке храма. Иов посмотрел на меня и улыбнулся:

– Много я про тебя слышал. И что вы антихристы, и что вы сектанты, и что вы продали душу нечистому… Все это неправда – я вижу, что вы наши, православные и русские, а что креститесь по-другому, так это не страшно. Приди ко мне на исповедь двадцать первого июня, в Успенском соборе; там есть где уединиться, ведь то, в чем ты исповедуешься, будет не для всех, и не нужно, чтобы хоть кто-нибудь случайно подслушал хоть слово. И обязательно начни готовиться с завтрашнего дня, чтобы причаститься двадцать второго. Да, и твои люди пусть идут на исповедь и причастие.

– Так и сделаем, преосвященный владыко!

– Учти, царь написал мне, кто вы и откуда.

Я испугался, но Святейший продолжил:

– Благодарю Господа, что он прислал вас сюда, к нам. И благословляю все ваши начинания, ведь я вижу, что все, что вы хотите сделать, угодно Богу.

Я обратил про себя внимание, что он даже не спросил, в чем оно заключалось. Может быть, он получил весточку от Годунова, а может, ему это открылось свыше…

Я передал ему письмо от отца Николая. Он его прочел и сказал:

– Евреин ваш отец Николай по рождению, а пример всем православным. Вижу, что будет он прославлен апостолом земель американских!

И тут же, при мне, написал ответное письмо, которое он свернул в трубочку и запечатал, и вторую грамоту, которую мне было дозволено прочесть – о предоставлении отцу Николаю сана протоиерея. Потом еще одну – о патриаршем благословении земли Русско-Американской.