Голод Оливера (ЛП)

— Клянусь тебе, в один прекрасный день ты за это поплатишься. Твои гребаные клыки никогда больше не приблизятся ко мне, или ты гребаный покойник.

Блейк завел руку за спину, но Оливер перехватил ее и схватил то, что он прятал за поясом.

Осмотрев оскорбительный предмет, он покачал головой, а затем многозначительно помахал колом, который забрал у Блейка.

— И ты все еще не понял, что я быстрее тебя.

Затем он сунул кол в карман пальто и снова обратился к нему:

— Тебе следует с осторожностью выбирать то, что приносишь в этот дом. Если Куин и Роуз когда-нибудь узнают, что ты вооружаешься, они будут в бешенстве.

— У них в доме тоже есть колья! И другое оружие, которое может убить вампиров, — возразил Блейк.

— Да, но это оружие заперто. Как и должно быть.

— Лицемерие!

Оливер пропустил слово мимо ушей, заметив, что оно ничуть его не задело.

— Я предлагаю тебе вернуться к тому, что ты делал, и оставить меня в покое.

— Или что? — с вызовом спросил его сводный брат, вызывающе вздернув подбородок.

«Глупец!»

Если бы только Блейк знал, как он его сейчас провоцирует! Если бы он только знал, как близок к срыву.

— Я очень голоден, — ответил Оливер сквозь стиснутые зубы. — Очень. И если ты и дальше будешь дерзить, я забуду, что обещал Куину, и начну кормиться прямо здесь. А, когда я закончу с тобой, ты даже не вспомнишь.

Блейк попятился, его единственный шаг эхом отозвался в пустом коридоре.

— Ты не посмеешь!

Но, несмотря на эти слова, по его глазам было видно, что он не совсем уверен в своих словах. Сомнения закрались в его разум.

— Поспорим?

Сейчас он готов вонзить свои клыки во что угодно. Глупая попытка Блейка удержать его от выхода наружу зашла слишком далеко. Голод усилился. Когда он поднялся на вершину, Оливер почувствовал, как у него заболели десны. Он не мог остановить задвинуть клыки обратно, и они полностью опустились в мгновение ока.

Из его горла вырвалось рычание.

Ногти превратились когти, кончики пальцев теперь были украшены острыми шипами, которые могли разорвать человеческое горло в мгновение ока.

Блейк отступил еще дальше.

— Черт!

— Беги, — прошептал Оливер. Но это слово предназначалось ему самому, а не Блейку. — Беги!

Наконец его тело отреагировало. Оливер развернулся на каблуках и бросился к двери, ведущей в гараж. Он скорее упал, чем сбежал вниз по лестнице, и добрался до своего темного микроавтобуса как раз в тот момент, когда очередная волна голодной боли пронзила его тело.

«Вот дерьмо!»

Нужно уехать отсюда. Далеко, иначе причинит боль Блейку, а он знал, что не может позволить себе пасть так низко. Несмотря на то, что они с Блейком ссорились при каждом удобном случае, они были семьей. А обидеть Блейка означало бы разочаровать Куина. И несмотря на то, что все думали о его неспособности контролировать свой голод, он не хотел потерять поддержку Куина.

Оливер прыгнул в машину. Когда мотор взвыл, он вылетел из гаража и помчался по улице.

Костяшки его пальцев так крепко вцепились в руль, что побелели. И снова он медлил до последнего. Однажды он не сможет отойти от края пропасти и сделает неизбежное: убьет кого-нибудь.

Глава 2

Урсула услышала решительные шаги, эхом отдававшиеся в коридоре, и поняла, что это значит. Охранник шел за ней. Каждый раз, когда это случалось, она испытывала страх. После трех долгих лет заточения можно было бы подумать, что она привыкла к этому, но с каждым разом отвращение к тому, что они делали с ней, росло.

Как и страх, страх, что она откажется от борьбы, что, в конце концов, сдастся и потеряет себя, превратится в бессмысленный сосуд, который существует только для того, чтобы служить их нуждам.

Дважды за ночь, а иногда и трижды, они навещали ее. Она становилась все слабее, Урсула чувствовала это. Не только физически, но и психически. И она была не единственной. Другие девочки оказались в такой же ситуации. Все они были китаянками, как и она. Одни молодые, другие постарше. Казалось, для тюремщиков это не имело значения, потому что их интересовала не женская красота.

Ей едва исполнился двадцать один год, когда они поймали ее однажды вечером в Нью-Йорке после вечерней лекции в Нью-Йоркском университете. Это был ее последний семестр, но она никогда его не закончит. Как же она боялась выпускных экзаменов… как старалась угодить родителям! Если бы только у нее сейчас были такие простые проблемы. Теперь они казались такими тривиальными, такими легкими для решения.

Встав с кровати, она схватила каркас и придвинула ее поближе к стене, пряча то, что вырезала на деревянной балке: имена родителей, адрес и сообщение, сообщающее им, что она все еще жива. Каждый день, она добавляла дату в список, ее резьба теперь покрывала практически всю область, скрытую изголовьем.

Она только начала резьбу в этой новой тюрьме, куда ее перевели тремя месяцами ранее по ее же собственным подсчетам. В предыдущем месте такой возможности не было — стены были сделаны из бетона.

Она не знала, почему ее перевезли сюда. Но однажды ночью они просто погрузили все и вся на несколько грузовиков и покинули здание, из которого вели свои кровавые дела.