Голод (пер. Химона)

Ихъ никакъ нельзя согнать съ мста. Они цпляются за занятую ими какую-нибудь неровность на бумаг и остаются неподвижными до тхъ поръ, пока сами не найдутъ нужнымъ удалиться. На нкоторое время эти маленькія наскомыя заняли меня; я скрестилъ ноги и началъ наблюдать за ними. Но вотъ въ воздух раздались изъ парка нсколько высокихъ нотъ кларнета. Они дали моимъ мыслямъ другое направленіе. Недовольный невозможностью кончить свою статью я сунулъ бумаги опять въ карманъ и откинулся назадъ. Въ эту минуту моя голова такъ ясна, что я могу, не утомляясь, думать о самыхъ тонкихъ матеріяхъ. Сохраняя это положеніе и скользя взглядомъ вдоль груди и ногъ, я вижу подергивающее движеніе, которое длаетъ моя нога, при каждомъ пульсированіи. Я немного приподнимаюсь и смотрю на свои ноги, и въ эту минуту на меня находитъ фантастическое, странное настроеніе, котораго я никогда раньше не испытывалъ. По моимъ нервамъ проходитъ тихій, страшный ударъ, похожій на ощущеніе холоднаго свта. Увидвъ свои башмаки, мн показалось, что я нашелъ въ нихъ стараго друга, часть самого себя. Чувство стараго знакомства заставляетъ меня дрожать, слезы выступаютъ на моихъ глазахъ, и мн кажется, что мои башмаки шепчутъ что-то тихо, лаская мой слухъ.

— Слабость! — сказалъ я твердо, сжалъ кулаки и еще разъ повторилъ:- Слабость! — я вышучиваю свое чувство, твержу, что я строю изъ себя дурака, говорю самъ съ собой строго и разумно и крпко зажмуриваю глаза, чтобы удержать слезы. Я начинаю изучать свои башмаки, какъ-будто никогда раньше я ихъ не видалъ; ихъ мимику, когда я двигалъ ногой, ихъ форму, ихъ стертую кожу; и при этомъ я длаю открытіе, что выраженіе и физіономію, имъ придаютъ складки и блые швы; часть моей личности перешла въ эти сапоги. Они дйствовали на меня, какъ дыханіе на мое собственное я, какъ живая часть меня самого.

Я долго разбирался въ этихъ чувствахъ, почти часъ. Тмъ временемъ маленькій старый человчекъ занялъ другой конецъ моей скамейки; усвшись, онъ началъ кашлять отъ ходьбы и повторялъ:- Да, да, да, да, да, да, да, да, да, дйствительно.

При звук этого голоса какой-то ураганъ пронесся у меня въ голов; я предоставилъ башмакамъ быть башмаками. и мн казалось, что это смутное настроеніе духа, добычей котораго я сейчасъ былъ, пришло изъ давно прошедшихъ временъ, можетъ-быть годъ или два тому назадъ, и начало уже понемножку потухать въ моемъ сознаніи. Я принялся разглядывать старика.

И какое мн дло до этого маленькаго человчка? Никакого. Ни малйшаго. Разв только, что въ рук у него была газета, старый номеръ, — листъ съ объявленіями былъ наружу; кажется что-то было завернуто въ нее. Мною овладло любопытство, и я никакъ не могъ оторвать глазъ отъ газеты. Мн пришла, въ голову шальная мысль, что это можетъ быть какая-нибудь удивительная газета, единственная въ своемъ род; мое любопытство росло, и я началъ ерзать на скамейк. Это вдь могли быть документы, важныя рукописи, которыя онъ укралъ изъ архива, трактаты, договоры.

Человкъ молчалъ и о чемъ-то раздумывалъ. Почему онъ не держалъ своей газеты, такъ какъ это вс длаютъ, названіемъ наружу?

Тутъ дло нечисто…

Онъ не хочетъ выпустить своей газеты ни за что на свт, онъ не хотлъ даже, можетъ быть, довриться своему собственному карману. Я могу держать пари, что тамъ что-то есть.

Я посмотрлъ передъ собой. Именно невозможность проникнуть въ это таинственное обстоятельство чуть не сводила меня съ ума отъ любопытства. Я порылся въ своихъ карманахъ, не могъ ли я что-нибудь дать этому человку, чтобы завязать съ нимъ разговоръ; мн попалась моя абонементная книжечка, но пришлось сунуть ее обратно Вдругъ мн пришла въ голову неслыханная дерзость: я ударилъ по своему пустому карману и сказалъ:

— Могу я вамъ предложить папиросу?

Благодарю; онъ не куритъ; ему пришлось бросить, чтобы поберечь свои глаза! Онъ почти слпъ. Во всякомъ случа, онъ очень благодаренъ.

Давно ли онъ страдаетъ глазами? Тогда, значить, онъ не можетъ читать? Даже газеты?

— Къ сожалнію, даже газеты.

Человкъ посмотрлъ на меня. Его больные глаза были подернуты какой-то пленкой и имли видъ стеклянныхъ; его взглядъ былъ тупой и производилъ непріятное впечатлніе.

— Вы не здшній? — спросилъ онъ.

— Да.

Но неужели онъ не можетъ прочесть даже названія газеты, которая у него въ рукахъ.

Съ трудомъ. Онъ тотчасъ услыхалъ, что я не здшній, что-то въ моемъ голос выдало это. У него такой тонкій слухъ; ночью, когда вс спятъ, онъ слышитъ дыханіе людей въ сосдней комнат…

— Да, что я хотлъ сказать… Гд вы живете?

У меня тотчасъ же была на готов ложь.

Я лгалъ какъ-то невольно, безъ всякаго умысла и заднихъ мыслей:

— Площадь св. Олафа, № 2.

Въ самомъ дл? Онъ знаетъ каждый камушекъ на этой площади. Тамъ есть фонтанъ, нсколько газовыхъ фонарей, деревья; онъ помнитъ все это очень хорошо… — Въ какомъ номер вы живете?

Я хотлъ положить этому конецъ и поднялся, все еще преслдуемый мыслью относительно газеты. Тайна должна быть выяснена, чего бы это ни стоило.

— Разъ вы не можете читать газеты, тогда зачмъ…