Голод Рехи

«Обманный прием?! Проклятье!» – пришло осознание, а через мгновение что-то обожгло бок, вроде левый, если Рехи опять не спутал названия сторон. Да, левый, после ранения в правый обычно гибли на месте, истекая кровью. Хотя она-то в избытке брызнула через дыру в тунике.

– Стерва! Ящерово отродье! Чтоб тебя каннибалы сожрали! – простонал Рехи, отшатнувшись назад. Он проявил слабость, наверное, впервые поддался чувствам, впервые кого-то пожалел.

«Поделом тебе, поделом! Ты не имел права ее там бросать!» – закопошились собственные мысли, хотя они бы больше подошли тому безмятежному чудику, Митрию. Но вот возникали сами собой слова о расплате, о понятиях, о которых толковали старики. До Падения не бросали друзей и защищали возлюбленных. И как? Рехи-то видел, как матерые воины оставляли свои семьи на растерзание ящерам, говоря: «Ну и ничего, если я не выживу, все сдохнут. А так бабу новую найду, детей еще наделаю». Впрочем, от такого паскудства Рехи самого воротило.

– Ну, я виноват! Там песок был… Песок… – проскулил он.

Лойэ замедлилась, застыла в боевой стойке. Рехи же зажал ладонью рану и одновременно выставил в оборонительном движении клинок. Больше всего возмущало, что новая ненужная боль казалась ему заслуженной, даже очищающей, словно сняли с груди увесистый камень.

– Песок здесь везде был, есть и будет, – отозвалась негромко Лойэ, тяжело дыша. Поединок измотал и ее. Она хрипела с угрожающим рыком, точно загнанный ящер, и сплевывала вязкую слюну пополам с песком. Рехи терпеливо выжидал, надеясь, что проверка на прочность закончилась. Продержаться бы, не дать слабину, а то перед глазами то ли плясал новый вихрь пепла, то ли поднялись предвестники потери сознания. А там уж не каждому суждено очнуться. Вроде и не страшно, но слишком нелепо принимать смерть от своей взбешенной подружки. Или он именно это заслужил?

«Ты предал ее… Ты ушел и не вернулся, даже когда ящеры покинули деревню. Ты. Предал!» – отпечаталось в мыслях и на сердце верное название своего поступка. Обычно он не оценивал свои решения и дела, но все-таки раньше он не предавал. Вот как это все называлось, вот что терзало еще одной формой голода, который подтачивал изнутри. Как-то слишком мелко и неприятно, недостойно вожака. Даже глупого вожака исчезнувшей стаи.

– Да, я трус! Я испугался и убежал!

От осознания становилось легче, словно яснее увидел самого себя. Впрочем, от раны это не спасало и не сулило какие-то невероятные чудеса на голову. На нее, горемычную, обычно только беды сыпались одна за другой, без цели и просвета.

– Я проклятый трус! И я изменился… Я меняюсь, прямо сейчас меняюсь, – продолжил Рехи, но губы шевелились медленно и неохотно. Но Лойэ не слушала, стремительно скрываясь среди развалин, и это отрезвило, заставив насторожиться. Если бы не рана, Рехи бы раньше уловил приближение новой опасности. Все-таки их «игра» среди руин привлекла постылых свидетелей.

– Мы поймали еду! – последнее, что услышал Рехи, и кто-то приложил его сзади по голове.

Отличное завершение поединка! Просто отличное! Хитрая Лойэ вовремя скрылась и даже не попыталась предупредить. Это ли не считалось предательством с ее стороны? Пожалуй, зря Рехи так болезненно принял свое. Разрушенный мир не ведал благородства.

«Еда?! Людоеды… Эльфоеды!..» – пронеслось первобытным ужасом на фоне меркнущей картинки черных небес. Оставался ли теперь шанс очнуться? До чего же все нелепо складывалось, неказисто и искорежено! Как и весь их мир.

Эльфоеды

Рехи сперва решил, что быстро очнулся, хотя после удара по голове это не так-то просто. Потом понял, что спит или пребывает в глубоком забытьи, так как картина перед глазами предстала совершенно незнакомая. Житель пустоши уж точно никогда не прогуливался по галереям помпезных дворцов, не видел мраморных колонн с затейливой резьбой, не вдыхал аромат пышных роз и разноцветных лилий. Он и слов-то таких никогда не знал, но во сне всякое случается, поэтому Рехи не удивлялся.

Он парил призраком, легко рассекая воздушную гладь. Красоту неизвестного огромного строения он принимал как должное. Множество искусных статуй, картин, гобеленов и барельефов с изображением каких-то гербов ничуть не изумляли, словно когда-то все это существовало неотъемлемой частью мира. Мира до Великого Падения – вот что четко понял Рехи даже в беспамятстве.

А может, он уже умер и по недосмотру каких-нибудь сил угодил в прошлое? Или в лучшие миры, о которых мечтательно твердили старики.

Но в идеальных сферах вряд ли могли идти переговоры о войне… Два человека медленно шли вдоль галереи, и их не радовали дивные ароматы сада, не услаждало слух щебетание разноцветных птиц. На обоих лежала печать тревоги и даже растерянности, однако оба, вероятно, не привыкли поддаваться воле судьбы. Они еще не догадывались, что постигнет их мир, они еще не видели Падения. Рехи мысленно усмехнулся – то ли с горечью, то ли со злорадством.