Голод Рехи

– Да, крепость, – вздыхал тем временем меланхоличный король. – Осада вымотает всех. Будет ли милостив к нам Двенадцатый…

«Да куда уж ему!» – усмехнулся Рехи, откровенно издеваясь над тупым поклонением фальшивому идолу.

– Выбора нет, – мрачно заверил военачальник. – В открытом бою мы не выстоим, пока не прибудет подкрепление от северных наемников и западных эльфов. Но когда оба войска придут, они нападут на врагов с тыла.

– Еще нельзя забывать о пиратах с юга. Они уже три раза атаковали наши крепости. И мы не располагаем информацией, чьи интересы они представляют, – подал голос сухощавый мужчина в изумрудном плаще. Каштановые волосы были коротко острижены, на плечах красовались нашивки с изображением якорей, камзол отливал цветом морской волны. А из-под волос отчетливо торчали аккуратные заостренные уши.

«Да он эльф! Эльф в рядах людей! Ничего не понимаю», – поразился Рехи, помотав призрачной головой. Ломались все его представления о мире: еда воспринималась как личности, куча неизвестных терминов легко и просто становились понятными. Да еще этот эльф с якорями казался смутно знакомым. Выглядел он крайне мрачным: выступающие скулы сильно заострились, под глазами пролегли тени, а на лбу вздулась жила. Его больше всех беспокоил невеселый Совет.

– Я помолюсь Семарглам и Двенадцатому в Храме Надежды. Надеюсь, они будут к нам милостивы, – четко сказал сам Рехи, даже губы невольно шевельнулись на грани яви и сна.

«Нет, точно: здесь я – не я», – одернул он себя, потому что, будучи в своем уме, он бы ни за что не выпалил такую бессмысленную ерунду. Да даже в чужом уме это звучало ужасно глупо. Говорил кто-то другой, кто-то, кем он был до этого. Или не был никогда. Тот, кто подал голос на Совете, светил лиловой мантией жреца, прятал ладони в широких рукавах и, очевидно, искреннее веровал, что имеет некую связь со всеми этими бесполезными летающими созданиями, которые до смерти напугали на пустоши «настоящего» Рехи. Значит, здесь их называли Семарглами.

– Молитва нам сейчас очень пригодится, – скорбно кивнул король, как будто враги уже обложили со всех сторон его крепость. Да он еще не познал ни лишений, ни голода: на столике с витыми ножками стояла ажурная ваза с сочными нетронутыми фруктами. Невидаль какая… Рано еще молиться, когда хватает еды, как считал Рехи, и со злобной завистью рассуждал: «Этот слабак проиграет, по лицу вижу. Он не выживет с таким настроем, слишком надеется на высшие силы, слишком мало верит в себя. Жалкий паникер».

– Да помогут нам Митрий и Двенадцатый! – кивнул в ответ другой жрец в бордовом балахоне. Лицо его скрывал капюшон, плащ скрепляла у горла застежка в виде головы гепарда.

– Пусть будет милостив тот, кто вечно плачет за мир, – вторил ему другой жрец. Они превратили военный совет в обмен любезностями. Но шикнуть на них никто не посмел.

«Что? Митрий? Да ты в одной шайке с Двенадцатым Проклятым! Крылатая ты тварь, тебе еще молились, а ты допустил все это», – возмутился Рехи. Хотя он уже сомневался, виноват ли во всем этом один семаргл.

Картинка сменилась, Рехи надеялся проснуться, вынырнуть из бесконечной череды кружения по чужим сознаниям и воплощениям. От сна он лишь больше уставал. На мгновение его пробудила острая боль в ране, но не вернула к реальности, лишь отозвалась тошнотой и слабостью, огрела со всего размаху волной озноба, а потом снова сшибла в забытье, снова в этот вязкий, тягучий кошмар благообразия прошлого мира.

На этот раз Рехи оказался на обширной каменной террасе, увитой побегами винограда. С нее открывался чудесный вид на огромный город: разноцветными точками маячили всевозможные каменные строения с черепичными и соломенными крышами, где-то вились артерии и вены улиц, по ним текла суетливая толпа, доносилось ржание лошадей, разнообразные окрики. На многочисленных башнях развевались лиловые флаги с гербом в виде руки, сжимавшей фигурно вырисованное пламя. «Свет Двенадцатого да пребудет с нами!» – гласил девиз, начертанный вокруг рисунка. Хотя расстояние вряд ли позволило бы четко рассмотреть, скорее «другой» Рехи знал эту фразу наизусть.

«Это что, я иду набить морду божеству?! Ну что они все ему так поклоняются? Двенадцатый… Тринадцатый… Сумеречный Эльф Тринадцатый. И что? Видел я и Сумеречного, и как Митрий придавил его к земле, и в деревне людоедов у столба. Вполне себе человек. Ну, почти», – заключил Рехи. Его упрямство не позволило бы усомниться в верности собственного безумного плана, кем бы ни был Двенадцатый Проклятый. Делалось обидно за всех этих далеких непонятных людей, за их наивную веру, ведь с ними просто играли, не лучше, чем с корабликами на той карте.