Голодная дорога

Я молча стоял и слушал, но потом взял себя в руки, пошел и сел на скамейку рядом с входной дверью. Это было самое далекое место в баре, на какое я мог отойти от нее. Я сидел в темноте, а она стояла в свете лампы. И поскольку лампа была на столике под стойкой, на ее лице, освещенном снизу, проступили пятна, и оно казалось большим и уродливым. Впервые в жизни она мне не понравилась. С того места, где сидел я, глаза Мадам Кото казались почти косыми. Это была всего лишь игра света, но и она питала мою растущую неприязнь к ней. Мадам Кото полностью изменилась и перестала быть тем человеком, которого я знал. Ее массивное тело, казавшееся мне средоточием тепла, теперь показалось мне наполненным злобой. Я не понимал, почему она изменилась.

Она села. Ее глаза были яркими от появившейся в них новой алчности. Она уставилась на меня в темноте, и я знал, что она не видит меня отчетливо.

– Ты думаешь, что из-за того, что я сижу здесь круглые сутки, готовлю этот суп, мою тарелки, вытираю столы, улыбаюсь клиентам, у меня нет своих планов на жизнь? Ты думаешь, я не хочу построить себе дом, водить машину, ты думаешь, я не хочу завести себе слуг, ты думаешь, я не хочу денег и власти, а? Мне нужно уважение. Я не хочу всю жизнь работать в этом баре. Увидишь: сегодня я здесь – а завтра меня уже не будет. Ты думаешь, мне нравится жить в этом грязном районе, где нет ни электричества, ни туалетов, ни питьевой воды? Если ты так думаешь, то ты сумасшедший! Ты маленький мальчик и еще ничего не понимаешь в жизни. Люди, которые тебя окружают, это все несерьезно. Ты можешь сидеть в углу, как курица, и смотреть на меня, но когда придет время, ты вспомнишь, о чем я сейчас говорю.

Я ни слова не понимал из ее речи. Я понимал только выражение ее лица. Когда она закончила говорить, ее лицо брезгливо скривилось, как будто разговор со мной был для нее великим снисхождением. Она усмехнулась. Потом встала, взяла с собой лампу и вышла на задний двор. Темнота в баре стала кромешной. Я слышал, как что-то движется рядом с глиняным горшком, и еще что-то скребется по стене. Ветер всколыхнул занавеску, ворвался в бар и перелистнул страницы партийного альманаха. Ночь, мешаясь с ветром, принесла с собой запахи прокисшего пальмового вина, засохших мух, паутины, дерева, керосина и старой еды. И надо всем этим парил сам аромат этой ночи, похожий на благоухание земли перед грозой.

В темноте вещи наползали одна на другую. Столы напоминали припавших к земле животных. Скамейки были похожи на людей, спящих в воздухе. Могучий ветер развевал занавески. В бар вошла еще одна темнота, более густая. Это был человек. У него была сигарета. Прежде чем уловить запах дыма, я почувствовал запах сухой грязи, запах нервного пота изнеможения и услышал, как похрустывают суставы этого человека, когда он двигается.

– Папа! – сказал я.

Он зажег спичку. В его тусклых глазах и на лице была только усталость.

– Что ты тут делаешь, сидя в темноте?

– Ничего.

Спичка догорела, он нащупал скамейку и сел рядом со мной. От него пахло тяжелой работой, печалью и пеплом. Он положил мне руку на плечо, и запах его руки переполнил меня.

– Что ты тут делаешь? – прошептал он.

– Ничего, – ответил я тем же шепотом.

Мы продолжали говорить вполголоса.

– Где Мадам Кото?

– На заднем дворе.

– Что она делает?

– Я не знаю. Кажется, считает сбои деньги.

– Считает деньги?

– Да.

– Сколько денег?

– Я не знаю. Много. Пачки денег.

– Пачки денег?

– Да.

– Она дала тебе сколько-нибудь?

– Нет.

– Как ты думаешь, если я попрошу у нее взаймы, она даст мне?

– Нет.

– Почему нет?

– Она стала гнусной.

– Как это так?

– Я не знаю.

– Тогда чего ты здесь сидишь?

– Она хочет нанять девушек и мужчин быть ее слугами.

– Это правда?

– Да.

Снаружи зашумел ветер. Папа поскреб свою щетину. Мадам Кото вошла с заднего двора.

– Кто здесь? – спросила она грубо.

– Я, – ответил я.

– Я знаю. Кто еще?

Папа молчал.

– У вас что, нет голоса?

– Это я, – ответил Папа.

– Кто «я»? – повысила голос Мадам Кото.

– Отец Азаро.

Снова наступила тишина.

– А, отец Азаро, – в конце концов сказала Мадам Кото голосом, полным одушевления. – Как вы поживаете? Сейчас я принесу вам лампу. Вы хотите пальмового вина? Я принесу вам.

Она не двигалась. Мы молчали. И затем я вдруг увидел ее. Я отчетливо увидел ее в обрамлении тусклого желтоватого света. Свет мягко сиял вокруг нее, как будто ее кожа горела. Затем я увидел, как Мадам Кото раздвоилась. Желтый свет остался. А она сама вышла из бара. Я слышал шаги Мадам Кото, но свет, колыхаясь, меняя цвет порой слабо, а порой резко, оставался там, откуда она только что ушла.

– Ты видишь его, Папа?

– Что вижу?

– Этот свет.

– Какой свет?

– Желтый свет.

– Где?

Мадам Кото вошла в бар, неся перед собой лампу. Свет лампы растворил колышущийся желтый свет. Мадам Кото подошла к нам. Она поставила лампу на стол и уставилась на нас так, словно мы были для нее незнакомцами.

– Как идет ваш бизнес? – вежливо спросил Папа.

– Потихоньку справляемся, – ответила она. – Ваш сын вам расскажет.