Голодная дорога

Мной овладело любопытство, где же втайне от всех тренируется Папа. На следующий день я стал ждать, когда он туда пойдет, чтобы идти за ним следом, но он как пришел, так и рухнул на кровать. Он был очень уставший. Я разбудил его и напомнил о тренировке, но он перевернулся на другой бок и опять заснул. Я вышел поиграть и не стал уходить далеко, чтобы не упустить Папу. На улице стоял шум. Туда-сюда ездили фургоны политиков, распространяя свои бесконечные заявления и обещания, сопровождаемые ревом партийной музыки. Было довольно странно слышать, как обе партии обещают практически одно и то же. Партия Богатых обещала повысить благосостояние каждого, говорила о новых дорогах, электричестве и бесплатном образовании. Представители партии обзывали оппозицию ворами, деревенщиной и бандитами. На нашем съезде, говорили они, каждый будет накормлен и все вопросы будут разрешены.

Тем вечером фургон Партии Бедных тоже с парадом прокатился по нашей улице. Он точно так же громыхал музыкой и сыпал похожими заявлениями. Листовки распространялись на четырех языках. Когда два фургона с вооруженными охранниками проезжали друг мимо друга, они вступали в звуковую войну и поднимали страшный шум. Они обзывали друг друга через громкоговорители, и начиналась такая какофония, что на дорогу высыпала толпа зрителей в ожидании какой-нибудь потрясающей катастрофы. В тот вечер фургоны встречались дважды. Мы думали, что начнется что-то вроде вооруженного столкновения, но обе партии соблюдали правила борьбы, выработанные по отношению друг к другу в ходе политической кампании. Хотя правда была в том, что просто еще не подоспело время.

Автомобиль Мадам Кото был замечен на службе у Партии Богатых. Самой ее не было в машине. И для ее шофера появились новые возможности пустить всем пыль в глаза. Когда он видел нас на середине дороги, он тут же прибавлял скорость и ехал прямо на нас, будто намереваясь нас сбить. Мы разбегались как угорелые. Только Адэ оставался стоять на своем месте, не боясь ничего, почти позволяя шоферу сбить себя. Шофер с широкой улыбкой на лице резко останавливался рядом с Адэ. Пугая нас, он входил во вкус. Но когда мы увидели, что он не сбил Адэ, и все остальные перестали убегать при появлении автомобиля. Меня всегда сковывал ужас, когда автомобиль с визгом тормозил, и я чувствовал запах машинного масла и видел улыбку водителя. Адэ, всегда держащийся с вызовом, никогда не улыбался ему в ответ. Он просто прекращал делать то, что делал, и шел домой. Он был одиночка.

Когда шофер стал изгаляться на своем автомобиле, сигналя в рожок, сыпя оскорблениями в адрес коз, кур и прохожих, людям снова разонравилась Мадам Кото. Но в конце концов не ее вина была в том, что ее шофер подвозил девочек, обрызгивал грязью рабочих людей и при каждой возможности пробовал на нас свой кладбищенский юмор.

* * *

Вскоре на всей дороге началось необычное столпотворение. Фургонов прикатило больше, чем обычно. От музыки и речей было столько шума, что дети начинали плакать, а у взрослых закладывало уши. Мы уже не слышали, что они там говорят. Они сами сводили на нет свои заявления этим шумом. В тот день какие-то люди наводили справки о Папе. Они ходили кругами в ожидании, когда же он вернется. Один из фургонов, доверху набитый партийными деятелями, остановился через дорогу от нас и заполонил улицу гулом диссонирующей музыки и бессмысленными увещеваниями. Ораторы говорили на многих языках такими энергичными голосами, что из громкоговорителя до нас доносилась одна неразборчивая чепуха. В тот день все были на пределе. Наваждение жары в период межсезонья было адским, воздух словно отсырел, и партийный шум вяз у нас на зубах. Было такое чувство, что вот-вот должно произойти что-то неприятное.

Когда Папа вернулся с работы, мужчины обступили его и начали задавать вопросы. Он ничего им не ответил, отстранил их и прошел в комнату. Он смертельно устал на работе, глаза его выкатывались из орбит, и его молчание выражало какую-то древнюю злобу. Я принес ему воды, он помылся. Мы разложили перед ним еду, и он съел свою обычную необъятную порцию. Затем он заснул. Он так и проспал до вечера. Мужчины снаружи все еще ждали его. Затем они ушли. Фургон стоял припаркованный, и время от времени мужчины отпускали комментарии – кто победит на предстоящих выборах. Они очень громко включили свою музыку. Это была не та музыка, которая нам нравилась. Наверное, Папу и вывели из себя эта музыка и ее громкость. Он вскочил с кровати на час раньше обычного и с голой грудью и с полотенцем на шее решительно зашагал в сторону фургона.

Когда Папа подошел к фургону, мужчины, которые его ждали, снова появились и окружили его. Папа подошел к двери водителя и что-то прокричал. Музыка заиграла громче. Папа снова крикнул. Я увидел, как он хватается за руль. Внезапно музыка стала превращаться в неприятный скрежет, и вскоре она затихла.

– Беды ходят парами, – кто-то сказал в наступившей тишине.