Лендлорд поднялся и открыл дверь. Он стоял в дверном проеме и смотрел на снимки с помощью факела фотографа. Потом он прошел в комнату. Фотограф плелся за ним с камерой на плече.
– Они хорошие, – сказал лендлорд, передавая фотографии и факел по кругу.
Кредиторы ожили и заговорили о снимках с праздника, как напился тот-то и тот-то, а глаза вон того прищурены, как у воришки. Затем лендлорд сказал, когда фотографии дошли до него:
– А почему это у Мадам Кото такое лицо?
Лицо Мадам Кото было смазано. Она выглядела, как высушенный монстр, что-то среднее между получеловеком-полуживотным и деревянной статуэткой.
– Она ведьма, – сказал один из кредиторов.
– Нет, не ведьма, – ответил я.
– Замолчи, – сказала Мама.
Когда я поближе рассмотрел снимки, мы все показались мне странными. Снимки были крупнозернистые, везде виднелись точки, что-то было размыто. Папа выглядел, как будто на одном глазу у него было бельмо, у Мамы расплылись оба глаза, дети были похожи на белок, а я напоминал кролика. Все это выглядело как праздник каких-то беженцев. Мы были скованы, на лицах читался голод, улыбки были фальшивые. Казалось, что комната была наскоро собрана из какого-то хлама, и все вместе мы казались людьми, которым неведомо счастье. Лица тех, кто улыбался, получились искаженными гримасой, как у людей, которым встали ногой на горло, а потом заставили улыбаться.
Фотограф был очень доволен результатами и надписывал цену на каждой копии. Один из кредиторов сказал, что купит один снимок, когда ему заплатит Папа. Лендлорд сказал:
– Я смотрюсь как бугор.
– Как вор.
Мама шлепнула меня по голове.
– Ваш сын похож на козла, – сказал лендлорд.
Кредиторы засмеялись. Мама сказала:
– Нам пора спать. Все вы должны выйти из комнаты.
– И так-то вы разговариваете с вашим лендлордом?
– Хорошо, все оставайтесь, – сказала Мама. – Азаро, приготовь свою постель.
Я встал в темноте, подвинул большой стол, и расстелил мат. Потом лег. Ноги кредиторов находились теперь возле моей головы. Лендлорд продолжал жевать. После короткой тишины один из кредиторов сказал:
– Ладно, если я не могу взять свои деньги сейчас, я прихвачу что-нибудь другое.
Он встал с кровати, поднял наш стол и пошел к двери.
– Доброй ночи, лендлорд, – сказал он и вышел.
Мама не двигалась. Другой кредитор, попросив лендлорда зажечь для него спичку, взял папины ботинки. Третий сказал:
– Я ничего не буду брать, а буду к вам приходить.
Фотограф сказал:
– Я приду завтра.
Лендлорд произнес:
– Скажите вашему мужу, что я хочу его видеть.
И затем все они ушли. Мама встала с кровати и подогрела еду для Папы. Закончив, она подсчитала деньги, которые заработала в этот день. Она отложила половину на покупку своих товаров, а половину – на уплату ренты. Свеча догорала и, вспыхнув в самом конце, осветила костистое лицо Мамы, тяжесть в ее глазах, вены на ее шее.
– Я видела сегодня безумного мальчика. Его привязали к стулу, и его мать плакала.
– Что же случилось с ним?
– Откуда я знаю.
Мы молчали.
– Как поживает Мадам Кото?
– Она в порядке.
– Она не спрашивала обо мне?
– Нет.
– Чем она занимается все время?
– Она сидит в своей комнате. Сегодня у нее было много странных посетителей. Она прибила к стене джу-джу. В бар пришел сумасшедший, съел ящерицу и везде пописал.
– Не кажется ли тебе, что пора перестать туда ходить?
– Нет, я не хочу.
– Почему нет?
– Не хочу.
– А что со школой?
– Мне не нравится школа.
– Ты должен любить школу. Если бы твой отец ходил в школу, мы бы так не страдали. Учись всему, чему можешь научиться. Наступает новая эра. Грядет Независимость. Только те, кто ходит в школу, будут есть хорошую еду. Иначе ты закончишь, как твой отец: с мешком на плечах.
Мы опять замолчали.
– Ты должен быть осторожен с Мадам Кото.
– Почему?
– Люди говорят о ней разное. Мы не знаем, откуда она. И это ее джу-джу, кто его сделал?
– Я не знаю.
– Не трогай его.
– А я не трогал. Но что о ней говорят?
– Ты еще маленький мальчик. Ты все равно не поймешь.
– Скажи мне.
– Иди спать.
– Она убила кого-то?
– Иди спать.
Мы снова замолчали, и Мама отложила в сторону свою корзину с товарами и деньги. Она заработала немного, и печаль на ее лице говорила: а стоит ли день за днем ходить с лотком по улицам, расхваливая свои товары до хрипоты в голосе, чтобы в конце концов получить так мало денег? Она вздохнула, и я знал, – несмотря ни на что, она будет торговать. Ее вздох был полон отчаяния, но на дне легких, в самой глубине источника дыхания также таилась надежда, поджидающая, как сон на исходе самого знойного дня.
Когда я входил в коридоры сна, я услышал громкое пение, несущееся от самых входных дверей барака. Голос был грубый и пьяный. Кто-то другой прокричал:
– Черный Тигр!