Голодная (ЛП)

— Мам, не надо! — я смотрю на бабушку. — Где папа?

— Он вернулся на работу, — её глаза широко открыты.

Мама вытаскивает из кармана свой Гизмо.

— Прекрати! — кричу я. — Что ты собираешься сделать? Позволить им арестовать меня? Я ведь тоже была на той встрече. — Мама смеётся, я хватаю Бэзила за руку и притягиваю его ближе. — Если уйдёт он, я тоже уйду.

У мамы отвисает челюсть. Какое-то мгновение она стоит неподвижно, затем начинает бормотать, как будто раздумывая над набором данных. — Похоже что арузатрол в твоей крови... всплески допамина, твоё настроение скачет, этот внезапный порыв... — Её глаза широко открываются, как будто её внезапно озаряет. Она осторожно смотрит на меня. — Слушай, Талия. Эти чувства, которые ты ощущаешь — голод и эти новые эмоции по отношению к этому мальчику, — они не настоящие.

— Как ты можешь это знать? — огрызаюсь я. Она понятия не имеет, что я почувствовала сегодня, когда увидела его, заглядывающего в мою машину. Или что происходит каждый раз, когда его пальцы прикасаются к моей коже.

Мама делает шаг в нашу сторону: — Ты помнишь ту мутацию на хромосоме 16, ту самую в твоём FTO гене, которую ты обнаружила? Я провела некоторые исследования, которыми я намереваюсь поделиться с доктором Деметер и...

Бэзил напрягается рядом со мной. Он сжимает мою руку, и мы закрываем глаза.

— Я думаю, эта мутация усложняет правильное воздействие твоих прививок и работу синтамиловой формулы, — продолжает мама. — Твои позывы голода не были подавлены в нужном виде, и, кажется, гормоны вышли из-под контроля, так что ты ощущаешь эмоции и желания, которых не должно быть. Эти вещи, которые ты чувствуешь, всего лишь химические вещества у тебя в мозгу. Допамин и серотонин, циркулирующие внутри тебя, преобладают над твоей префронтальной корой, так что более примитивная часть тебя, которая отвечает за желание есть и, скажем, производить потомство, возобладала. И из-за этого ты действуешь импульсивно.

Короткую долю секунды во мне проносится мысль, что она может быть права, но затем я вспоминаю то, что говорила Ана. Что эмоции, которые мы чувствовали до того, как стали принимать синтамил и получать все прививки, делали нас людьми и отличали от машин. — Что может быть более настоящим, чем это? — кричу я. Я крепче сжимаю руку Бэзила. — Ты можешь остановить голод и держать рост населения под контролем, но ты не можешь контролировать мои эмоции. Они мои. Они часть меня и неважно, что ты там говоришь!

— Так ты думаешь, он чувствует то же самое? — спрашивает мама с явным цинизмом в голосе. — Он не чувствует. Он использует тебя, Талия. Ты пешка в его руках.

Я смотрю на Бэзила: — Это правда?

Он отпускает мою руку и задумывается над ответом.

— Ты отправляешься прямиком к доктору Деметер, — говорит мама, становясь между нами. — А он? Он отправляется в тюрьму.

Бэзил двигается так быстро, что я слышу, как открывается дверь, прежде, чем понимаю, что он ушёл. Я поворачиваюсь и смотрю, как вечернее солнце озаряет порог. Я бегу вслед за ним, но когда я выбегаю за двери, его нигде не видно. Подъездная дорожка, дорога, тротуар, и улица пусты и тихи, как будто он растаял. — Бэзил! — кричу я и собираюсь бежать на поиски, но мама ловит меня за руку.

— Нет, — кричит она и тащит меня обратно в дом. — Ты отправляешься в реабилитационный центр! — я сопротивляюсь, но она на удивление крепко держит меня. Она ещё пару раз дергает меня, затем отдает дверям команду закрыться и запереться.

* * *

Ахимса сердито смотрит на нас с главного экрана в гостиной. — Что, чёрт возьми, она там забыла? Как долго она была частью этой группы? — орёт она на мою маму. — Ты что, совсем её не контролируешь?

Мама меряет шагами комнату, пытаясь заверить Ахимсу, что она так же удивлена, как и все остальные, моим недостойным поведением. Я сжимаю диванную подушку, изо всех сил пытаясь сдержать слёзы, пока бабушка гладит меня по руке и заверяет, что все будет в порядке. Но я знаю, что этого не случится, потому что я никогда больше не увижу Бэзила. Даже если я найду его, он не захочет иметь со мной ничего общего после всего, что наговорила моя мама.

— Она же есть на записи, — выражает недовольство Ахимса. — Мы кадр за кадром просмотрели запись и вот она, бледная как смерть, убегает с мальчиком, которого никто не может идентифицировать. Мы никак не можем отрицать этого, Я смотрела на данные о её местонахождении. Она была здесь во время ареста.

— В последний раз, когда я проверяла, ходить на встречи было легально, — резко выкрикиваю я.