Кадр, когда мы бежим из заправочной станции, появляется на экране. — Любой, кто располагает информацией, которая позволит арестовать этих двух вооружённых особ, должен немедленно связаться с властями, — говорит журналистка.
На экране опять появляется Ахимса. — Само собой разумеется, — говорит она, — любой, кто будет содействовать их поимке будет вознагражден должным образом.
От её слов у меня по позвоночнику пробегает холодок. Теперь нас будет искать каждый, но только один человек знает, где мы. Я медленно поднимаюсь и, опустив голову, шаркаю через зал ожидания в сторону выхода. Все обсуждают новость о том, какие проблемы я создала. Пытаюсь сохранять спокойствие, ища логический выход из положения, поэтому я не паникую.
Во-первых, мне нужно убраться отсюда, потому что кто-нибудь во Внутреннем Мире мог поймать сигнал локатора, когда я включила свой Гизмо. Больше нет необходимости просить родителей приехать за мной. Очень скоро агенты службы безопасности и добровольцы заполонят это место, и неважно, что думают люди, когда меня арестуют, я сомневаюсь, что родители смогут оплатить мою свободу, даже если они захотят. Затем мне нужно предупредить Бэзила. Несмотря на то, как дерьмово он со мной обошёлся, я обязана дать ему шанс выбраться отсюда, пока его мать не выдала его. А вот что мне делать дальше, у меня не было никаких мыслей, потому что все люди, в которых я была уверена, включая Язю и Файо, повернулись ко мне спиной.
Оказавшись снаружи, я отбросила костыли, потому что они только мешали мне. Я не знаю, то ли это из-за адреналина, или подействовало лекарство в пластыре, но я не чувствовала боли, пока брела по дороге. Или, может быть, я ничего не чувствовала, потому что боль из-за предательства стольких близких была слишком велика.
* * *
Через город я шла, низко опустив голову. Переходя дорогу недалеко от ржавой синей машины, припаркованной возле дома, я опасалась, что мама Бэзила где-то поблизости. До тех пор, пока я не свернула за угол и не достигла жалкой речушки и мёртвых деревьев, я не чувствовала себя в безопасности, но я всё ещё спешила, потому что, кто бы ни жил на футбольном поле, они могли быть так же опасны, как и люди в городе. Вдалеке я слышала сирены, но не видела никаких вспышек на грязной дороге. Я представляла, как агенты безопасности в этот момент обыскивают клинику, вытягивая пациентов из каталок, переворачивая кровати и разбивая оборудование, требуя от удивлённых врачей и сестёр найти меня. Кто-то бежит по дороге навстречу мне Может быть, любитель острых ощущений жаждет узнать, почему воют сирены. Я делаю шаг в сторону, чтобы освободить дорогу, но, пробежав, он останавливается, разворачивается и бежит ко мне.
Поражённая, я делаю рывок влево, прочь от реки, но из-за ноги не могу двигаться быстро. Оглядываясь через плечо, вижу, что человек в шляпе, скрывающей лицо, уже догоняет меня. Может быть Рибальд, которого послала мать Бэзила, чтобы найти меня? Я пытаюсь бежать быстрее, но спотыкаюсь и падаю. Растянувшись на обочине дороги, я оглядываюсь и вижу, что человек нависает надо мной. Начинаю кричать и отбиваться, и тут понимаю, что это Бэзил протягивает мне руку. Он сменил куртку и брюки, которые ему дала Файо, на неопределённого цвета комбинезон и тёмно-серую кепку механика.
— Слава Богу, я тебя нашёл, — прокричал он и сжал меня в объятиях. Он держал меня так крепко, что я едва могла дышать. — Я думал, что потерял тебя. Я думал, что ты ушла, — бормотал он мне в волосы, и снова и снова целовал меня в макушку.
— Бэзил, — я попыталась освободиться из его объятий. — Отпусти. Отпусти меня.
— Мне так жаль, — сказал он охрипшим от волнения голосом. — Я совсем не хотел сказать то, что сказал.
Я схватила его за плечи и оттолкнула, крича: — Ты должен уходить отсюда! Они знают, как мы выглядим.
Он сжал меня ещё крепче: — Я знаю, я всё видел на экране моей мамы.
Я перестала вырываться и позволила себе прижаться к нему. Я ненавидела то, как хорошо было в его объятиях, и когда, наконец, из глаз полились слёзы, я прорыдала, — Все предали меня!
Здоровой рукой он отстранил меня так, чтобы видеть моё лицо. — Это было подстроено. Они либо заплатили тем людям, либо заставили их сказать все эти вещи, либо вырвали их слова из контекста. Язя. Файо. Тот идиот с табличкой. Всё это неправда.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что они всегда так поступают. Они притворяются, что СМИ независимые, но это не так. Они манипулируют людьми. Перевирают слова и редактируют картинку так, как им выгодно. — Он приподнял моё лицо. — К тому же Язя никогда бы так не поступила с тобой. Она бы просто не смогла, и ты знаешь это.
Я пытаюсь восстановить прерывистое дыхание и перестать плакать. — Ты уверен?
— Абсолютно, — отвечает он.
— А как насчёт тебя? Как насчёт всех тех ужасных вещёй, которые ты говорил?