Голодное воскресение

— Карманы полные добра немецкого, а он нам голову морочить будет. — Раздраженно прошипел лысый. Согнутые пальцы, израненная кожа распухли. Настил покрылся свежей кровью.

— Толку нет. В расход его. — Уходя выдавил второй. Выйдя к полевому штабу, он встретил идущих на встречу солдат.

— Товарищ старшина. Разрешите обратиться?

— Слушаю.

— Наша колонна вчера была разбита. Я видел, как к вам вели бойца. Похож на нашего. Разрешите взглянуть.

— Четверть часа прошла. Он уже покойник. Долго идете!

— Разрешите удостовериться! Настаивал парень.

— Черт с вами. За мной.

— Ты закончил? — Входя спросил старшина.

— Нет. По нужде выходил. — Ответил лысый.

— Не торопись. Вот солдатики с передовой, настаивают, что их человек, может быть. Мол, видели издали, как ведешь его, да сомневались.

— Ну что?! — Нетерпеливо гаркнул военный, ожидая у входа.

— Он!

Позже уже самому Андрею товарищи объяснили, что по приказу командира взвода прибыли в это расположение, пополнить запасы воды. — Случай сохранил жизнь.

Безумным вихрем проносились дни, насквозь пропахшие порохом и дымом. Апрель тысяча девятьсот сорок пятого подходил к концу. Сапоги стерлись до дыр. Сотни километров выжженной, пропитанной слезами земли остались позади. Села, поля и леса Европы возрождались после ужасных сражений. Лишь единицы из батальона, где служил Андрей, добрались живыми до Берлина. Немцы бились за полуразрушенный город, уже не имея ни одного шанса. В дни, когда голова трещала по швам от непрекращающегося гула орудий, лишь мечты о мягком, сладком поцелуе Светы давали силы. Хотелось чтобы поскорее закончилась война и вернуться в родные края. Советская армия вошла в самую сердцевину фашизма, устлав путь к победе своими и вражескими головами. Изломанные, сокрушенные стены старых домов горели. Выстроенные когда-то давно, искусными мастерами, теперь они были искусно уничтожены адскими машинами. Даже в руинах столица значила для берлинцев больше чем сама жизнь. Засев в дотах, почти не зная отдыха и сна, они воевали до последнего патрона. Каждый советский воин, пришедший сюда, имел свои счеты с Германией. К моменту капитуляции при взятии Берлина в сражениях пали восемьдесят тысяч советских солдат. Остатки армии Гитлера, оставшиеся без сил и поддержки, начали сдаваться.

Проходя мимо полуразрушенного, жилого дома, Андрей услышал женские крики. Войдя через узкий, обветшалый коридор, он заглянул в первую открытую дверь. Внутри повалив с ног, на пыльном полу крупный мужчина сжимал желтоволосую, фигуристую немку. Брыкаясь и царапаясь, она тщетно пыталась вылезти из под него.

Выбравшаяся из шкафа девочка, поправив заплетенные в волосы белые бантики, попыталась оттолкнуть, своими малюсенькими ручками огромного человека. Отмахнувшись, он разбил детский носик.

— Иди по добру, отсюда солдат. — Сказал он, указав пальцем на три больших звездочки на своих погонах.

Не найдя что ответить, Андрей опустил глаза. Вышел. Война на исходе. Зачем эти проблемы?! С верхушкой свяжешься, и конец всему. Заслугам, свободе.

— Она враг. Фашисты убили миллионы. За дело получают. — Утешал себя Андрей. — Никто и не узнает, наверное.

— Нет! — Если оставить так, значит быть как они.

Не пройдя и восьми шагов, Андрей развернулся.

— Прекратить! — Прокричал Андрей, забежав в квартиру.

— Ты червяк! — Завопил полковник. — Убью! — Он достал из кобуры пистолет и прицелился.

Отпрыгнув в сторону, Андрей услышал, как пуля просвистела над ухом, отбив от стены кусок штукатурки. Прозвучали еще три выстрела, два из которых завершили дуэль. Взяв плачущую малышку на руки, женщина кивнула и поспешно ушла.

— А ведь и моя жена может быть сейчас без помощи. Пусть все идет своим чередом. А если придется ответить, пускай будет так. — Андрей не стал никому говорить об этом случае.

В мае тысяча девятьсот сорок пятого вместо боевых снарядов, в небо полетели торжественные салюты. Водрузив красное знамя над рейхстагом, армия праздновала победу. Лишения и тяготы войны померкли перед великой, всепоглощающей радостью.

После полного окончания военных действий, пришлось проходить ряд проверок. Не меняя повседневной формы, на которой теперь блестели два ордена, реабилитированный в правах Андрей отправился в Ленинград.

Дверь открыла пожилая, сухопарая женщина. На вопрос о месте проживания предыдущих жильцов, она отрицательно покачала головой.

Жизнь в Ленинграде потихоньку налаживалась. Мягкие августовские деньки еще сохранили вкус уходящего лета. К вокзалам подходили составы с эвакуированными детьми. Воспрянувшие духом горожане после работы, восстанавливали пути, поднимали мосты, отстраивали разрушенное жилье, сажали деревья. Будто и не было восьмисот семидесяти двух дней голода и смертей.

Андрей направился в район, где раньше жила Мария. В маминой квартире тоже жили другие люди.

— Вот почему, письма оставались без ответа. — К счастью они подсказали ее новый адрес. Темноволосый мальчишка, на вид лет пяти распахнул настежь ободранную, покосившуюся дверь.

— Здрасти. Пробегая мимо, шмыгнув носом, поздоровался он.

— Здравствуй малыш. — Растерялся Андрей.