Голодные Игры: больше, чем жизнь...(СИ)

Больше всего на свете я боялась потерять семью. После смерти отца, на меня легла вся ответственность. Пропитание, лекарства и способность выживать — за все отвечала я. Мама закрылась в себе, забыла про нас с Прим, и я считала своим смыслом жизни всегда быть рядом с Утенком… Так было до Голодных Игр. Когда маленькую Примроуз выбрали на Жатве, что-то перевернулось во мне. Теперь я должна была умереть, оставить ее одну, лишь бы она не ушла на Арену. Кто же мог подумать, что я выживу? Сейчас, мои мысли только о ней. Что? Как? Где она? Жива ли до сих пор? Или после моей выходки с силовым полем, мою семью тут же расстреляли? Не знаю. Самое противное то, что я снова жива. Я дышу и чувствую покалывание во всех частях тела. Я хочу есть и пить. Я открываю глаза…

Помещение кажется настолько незнакомым и пугающим, что мне тут же хочется истошно заорать. В глазах не двоится, а голова не трещит по швам. Осматриваю свое тело и понимаю, что не осталось ни одного участка, где были бы видны ожоги. Новая кожа еще розоватого цвета, но она приживается. Шрамы и кровоподтеки перебинтованы, а к вене подключена какая-то трубка. Почему я так хорошо выгляжу? Почему не ощущаю адской боли? Что со мной сделали? Стараюсь пошевелиться, но понимаю, что руки и ноги привязаны к кушетке. Я что — псих? Дергаю сильнее, но ремни только больно впиваются в ступни и запястья, натирая кожу. Что вообще происходит? И тут, словно услышав мои мысли, белая дверь открывается, и в нее входит молодая девушка. Каштановые волосы туго собраны в пучок, лицо до глаз закрыто марлевой повязкой, а в руках у нее черный пакет. По опыту двух Голодных Игр, я сжимаюсь, в ожидании смертельного удара, но она молча расстегивает ремни и вручает мне пакет. Я смотрю в ее зеленые глаза, и тут до меня доходит. Она безгласая. Та самая, что была в Тренировочном Центре, во время моих первых Игр. Холод и ненависть разливаются по коже, когда я, наконец-то, понимаю, где оказалась. Капитолий. Я в лапах Сноу.

Автоматически напрягаюсь, но не могу нанести удар или закричать. Голос пропал, а руки, словно сардельки, болтаются просто так. Я слишком слаба. Я не смогу сбежать. Безгласая раскрывает пакет и отдает мне черную майку, штаны и ботинки. Почему меня не ведут на пытки? Почему вылечили мое тело? Зачем же я еще жива? Что он хочет услышать или увидеть? Робко принимаю одежду, и девушка тут же удаляется. Я хочу сжечь эту одежду и сгореть вместе с ней. Игры продолжаются. Я не смогу спокойно умереть. Сноу еще не наигрался. Долго еще сижу на одном месте, а потом быстро переодеваюсь. Капитолийский шелк мягко покрывает мое искалеченное тело и закрывает самые большие и ужасные шрамы. На удивление, как только я оделась, дверь распахнулась, и появились два миротворца:

-Мисс Эвердин, следуйте за нами! -их голос, словно у роботов: механический и холодный. Начинаю чувствовать признаки тошноты. Мне предстоит встреча с этим змеем. Снова. Слабо сжимаю руки в кулаки и иду к выходу. Ноги еще ватные, и я еле могу ими двигать. То, что заставляет меня затормозить полностью, так это отражение в стекле. Я вижу на этой черной майке — настоящее клеймо. Знак того, что я повержена. Я его пешка. Маленький белый герб Капитолия красовался прямо в области сердца.

Теперь же этот шелк не казался мне мягким и успокаивающим. Он обжигал, колол и пропитывал все мое тело. Я чувствовала, как вместе с кровью, во мне бежит отвращение и злоба. Что за цирк он устраивает? Зачем эта одежда, лечение? Что ему нужно? Неужели мало того, что он мучил меня и Пита на Голодных Играх дважды? Становится еще хуже, когда я вспоминаю о Нем. Пит! Что с ним? Где он? Последнее, что помню, так это его тело, упавшее рядом со мной от удара по голове. При мыслях об этом, начинаю вырываться и кричать из цепких рук миротворцев. Но они, ударяют меня по спине и лицу, и я снова теряю все силы и энтузиазм, что появился во мне на долю. Гнев… Злость… Ненависть… Боль… Запах роз. Он проникает ко мне в нос и начинает свою привычную работу: сначала ком подбирает к горлу, затем я чувствую, как медленно поселяется страх и паника в моей голове, а после — предупреждение. Я в ловушке. Я не смогу избавится от этого аромата. Теперь уже не смогу.