Голодные Игры глазами Пита Мелларка (СИ)

Все обреченно кивают, не в силах оспорить его решение. Не решаюсь ему говорить, что последнее, чем мне хочется заняться в жизни, так это возиться с ногой Диадемы.

Она продолжает лежать на спине, поджав здоровую ногу.

— Дай мне воды, — говорит она, когда я начинаю копаться в рюкзаке в поисках аптечки. Достаю бутылку и даю ей, а потом нахожу небольшую коробочку с красным крестом. Содержимым этой коробки в таких условиях можно только добить человека, но уж никак не спасти. Три упаковки бинтов, йод, вонючая мазь, которая помогает при ушибах (если верить надписи на тюбике) и вата.

— Ну что, доктор? — Диадема улыбается мне и садится ближе.

— Не знаю, смогу ли помочь, но постараюсь. Сними обувь.

К моему удивлению, она кивает и послушно стаскивает с себя ботинок, сопровождая это действие стонами.

Дело хуже, чем я думал. Лодыжка у нее распухла и посинела, будто бы внутрь поместили маленький шарик. Стараюсь ощупать это место, но стоит мне дотронуться, как она взвизгивает и отдергивает ногу. Понятия не имею, что делать.

— Жить буду? — она смотрит на свою ногу и тоже находится в небольшом шоке.

— Думаю, за ночь пройдет, — вру я. Ничего не пройдет. Утром станет только хуже. Вспоминаю, как мой брат, когда я был еще совсем маленьким, вывихнул руку в локте. Он прибежал в нашу общую комнату и попросил меня, чтобы я ему помог, потому что боялся, что родители его отругают. Тогда я прокрался на кухню в аптечку и украл пару бинтов, но брат не мог сам перевязать руку и попросил меня. До сих пор помню, как ужасно торчала его кость. Весь локоть был синий, и внутри будто бы шарик надули. Утром его рука еще больше распухла, он не мог ею шевелить, и пришлось сказать родителям. В больнице сообщили, что у него вывих, и кость нужно вставить на место. Тогда я не понимал смысла этих слов, но уже очень скоро на всю больницу раздался душераздирающий вопль. Потом брат рассказал мне, что трое держали его за плечи, а четвертый дергал руку. И это, по его словам, было самое ужасное, что он испытывал в жизни.

Если ей тоже не вставить кость на место, она не сможет завтра даже наступить на ногу. Катон не станет оставаться здесь из-за нее и, возможно, решит оставить ее в лесу. Но есть и другой вариант: в том, что она не сможет идти, обвинят меня. Катон разозлится из-за того, что придется жертвовать кем-то из своей команды и убьет меня. А сейчас, когда мой план так идеально работает, глупо рисковать из-за соблазна оставить эту блондиночку в лесу. Поэтому я решаю сказать им о вывихе.

— Катон, — громко говорю я. — Ты должен это увидеть сам.

Он возвращается через минуту и садится около Диадемы. Немного поднимаю ее штанину, чтобы было видно щиколотку. Катон чертыхается.

— И что теперь делать? — спрашивает он.

— Нужно дернуть ее ногу так, чтобы кость встала на место. У моего брата было точно такое же только на руке.

— Ну так сделай это!

— У меня у одного не получится, — я развожу руками. — Это не очень приятно. Надо, чтобы все держали ее, очень крепко прижав к земле. Я буду держать ногу, а ты дернешь.

— Насколько это неприятно? — стонет Диадема.

— Довольно-таки неприятно, — решаю, что не стоит сообщать ей, что мой брат до сих пор считает тот день худшим в жизни. Она падает на землю, закрывает глаза ладошками, будто сейчас заплачет. — Ладно, давайте. Сделайте это быстро.

Катон подзывает всех и объясняет, что они должны делать. Мирта садится на нее сверху, придавливая коленями плечи, Линда придавливает к земле ее бедра и держит вторую ногу, а Марвел крепко сжимает ее руки над головой. Я обхватываю руками ее колено и бедро.

Катон изучает здоровую стопу Диадемы, сравнивает ее с ушибленной и сообщает нам, что понял, какую кость надо вставить на место.

— Пит, скажи честно, это очень больно? — почти плачет девушка.

— Эмм… — я не нахожу нужных слов, — лучше закуси во рту край куртки.

Она кивает мне и сует воротник в рот. Мы крепче сжимает ее.

— Давай, — говорю я Катону. Он еще раз смотрит на торчащую кость и обхватывает стопу руками.

— На счет три, — говорит он, будто бы ему самому сейчас будет больно, и начинает считать себе под нос. — Раз… Два… — я крепко прижимаю ее колено к своей груди. — Три… — наконец произносит он и дергает Диадему за ногу.

Сказать, что я еще в жизни не слышал такого ора, значит, ничего не сказать. Она выплевывает воротник своей куртки и заходится в рыданиях. Еще она пытается сбросить с себя нас всех, но я не отпускаю ногу, а все остальные по-прежнему прижимают ее к земле.

— Получилось? — спрашиваю я. Катон осматривает стопу со всех сторон и прощупывает кость.

— Вроде бы, получилось. Сам посмотри, — он перехватывает у меня ногу, и я начинаю разглядывать стопу.

«Шарик» сразу уменьшился в размерах, да и в целом нога стала выглядеть приличней. Я решаю, что больше она нас к себе не подпустит, поэтому прошу передать мне мазь и бинты. Стараюсь наложить ей на ногу тугую повязку, но она вырывается, и получается немного коряво. До утра сгодится.