Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)

– Конечно, нет. Мы предполагали, что их отправили на подкрепление кольцеванию вокруг площади, – сипло отвечает Гейл, – По плану мы должны были добраться до вас к началу Жатвы. В результате – расчистили проход для техники до самой сцены, только…

Его голос обрывается. Гейл упорно прячет взгляд, разглядывая пол под ногами. Внутри меня закипает злость. Как он мог? Он позволил ей остаться один на один с миротворцами?

Но чем ты лучше?

И я ненавижу переродка за это – он прав.

– Только Китнисс оказалась умнее вас. Умнее меня. Умнее всех нас.

– Мы не будем ни о чем сожалеть, Мелларк, – грубо отрезает охотник, – Мы либо работаем в команде, либо ты остаешься здесь, на лечении. Разведданные подтвердили – все участники Игр были отправлены на Арену.

– Где она может находиться? – натягивая куртку миротворца, спрашиваю я, – Бити был главным ее проектором. Его вы еще не допросили?

Гейл ухмыляется.

– Смеешься? Он был первым, кто оказался в моем кабинете. Но его допускали лишь к работе с ловушками, к самой арене он не имел никакого отношения. У Технолога нет предположений на этот счет.

Сердце леденеет от мысли, что Китнисс среды остальных трибутов сражается где-то на арене. Среди чужих ей людей. Среди страхов, от которых она старалась убежать. Одна. Я должен был быть на ее месте. Должен был занять место Хейвен. Я вспоминаю о них двоих, и сердце предательски ухает камнем вниз. Костяшки пальцев белеют от боли. Кости хрустят от непреодолимой ненависти к самому себе. Да только это не вернет Китнисс. И не спасет Хейвен от расплаты Койн. Это два дорогих мне человека и я не позволю кому-либо забрать хоть кого-то из них.

Серые, умные, лучистые глаза Китнисс, в которых всегда была стальная уверенность. Они заставляли выбираться из темного омута приступов, сотканного моими собственными страхами. Она верила в меня, знала, что смогу преодолеть свое второе, капитолийское я. Почему же я не верю в нее? Называю слабой и беззащитной? Почему моя Девушка из Огня не сможет вытащить всех трибутов со злосчастной арены?

– Она сможет, ясно? – грубо говорю я, – Никто из нас не смог бы. А она – сможет.

Гейл, наконец, поднимает свой взгляд. Он не спал, кажется, даже не ел. Напарник Китнисс выглядит убитым горем, лишенным последней надежды. Но он светлеет после моих слов, словно пробудившись от долгого сна.

– Добро пожаловать в «Сойкино Гнездо», Пит Мелларк.

Он протягивает мне свою руку. Сперва я решил, для рукопожатия. Но после, в обожженных, израненных руках охотника я замечаю блик знакомой броши. Что-то изменилось с нашей последней встречи. Она приобрела нездоровый, светящийся блеск. Крылья покрылись черных оперением, словно обуглившись, а в клюве она держала уже не стрелу, а ленту – символ мира. Китнисс желала мира, а не войны. Лапки птицы алого, горящего цвета, как и кончики ее оперения. Языки пламени оставили на ее хрупком теле розовые полосы ожогов.

С ней что-то не так. Она изменилась. Проследив за моим удивленным взглядом, Гейл изрекает:

– У людей должен быть символ, но не тот, что им подарил Капитолий, а тот, что оставила им Кискис. – Он улыбается, какой-то пустой, задумчивой улыбкой. – Сойка, восставшая из пепла.

Я чувствую, как к вискам пробивается сбивчивый пульс. Она восстала из пепла, потеряв всех своих родных и близких. Она умерла, пусть и не в буквальном смысле.

Но она возродилась. Ради меня. Ради нашего общего будущего. Ради будущего всего Панема.

========== Глава 33: Павшая ==========

Хеймитч расхаживает из стороны в сторону. Он зол, как никогда и это видно невооруженным взглядом. Я и сам не могу сдерживать эмоций, пока Сальная Сэй обмакивает мои раны пекущей жидкостью. В глазах женщины немой упрек, она продолжает бормотать себе под нос что-то нечленораздельное. Едва переродок уступил место моему сознанию к физической боли примешивается душевная. Изъедаю себя изнутри. Я позволил этому случиться. Я – человек клявшийся защищать ее до конца – едва не убил Китнисс. С ужасом вспоминаю ее серые глаза, концентрируюсь на каждой мелочи: вспыхивающих картинках пекарни, холодном полу, стеклах разбросанных повсюду. Надеюсь, боль отступит, но это ложь. Самообман, который раз за разом уничтожает меня. Никто кроме меня не мог, не может и не причинит Китнисс больше боли.

– Я обработала раны, – безразлично говорит она, откладывая марлевую ткань. – Прости, Пит. Мне нужно проверить, как она.

Я сжимаю ее сухую, истрескавшуюся ладонь и странным образом ко мне возвращается спокойствие. На долю секунды. На мгновение, которое обрывается, как только она уходит, одаривая меня улыбкой сострадания.

И я остаюсь один на один с Хеймитчем. Надеюсь, он выкинет что-то уничтожающе, надеюсь, что лишит меня права видеться с ней. Китнисс слишком многое пережила, чтобы теперь я уничтожил её. В буквальном смысле. Тишина горным пластом давит на уши, но я не смею нарушить молчания. В конце концов, мне нужно услышать это. Просто избавится от ощущения сострадания со стороны ментора.