Голодный дом

– В муниципалитете хранятся копии купчих на недвижимость с шестидесятых годов прошлого века, – говорю я Хлое. – Мы, полицейские, часто в архиве справки наводим. У меня там знакомый есть, Леон, к нему всегда можно по личному вопросу обратиться, не придется объяснять зачем и почему. Информацию о вашем особняке найти легко – дом большой, заметный, документы наверняка сохранились. Хотите, я с ним поговорю?

– Да вы просто бюро добрых услуг! Сначала слесарь, теперь вот архивариус… Да-да, конечно поговорите. Я буду вам очень признательна.

– Я все выясню, не беспокойтесь.

Я глажу Бержерака, он урчит.

Хлоя поправляет прическу:

– Ох, Гордон, любой другой на вашем месте уже давно бы сбежал.

Я выдыхаю облачко табачного дыма:

– Ну, я ведь не любой другой.

Мы с Хлоей до неприличия долго глядим друг на друга. Она перегибается через стол, забирает мою десертную тарелку, кладет ее на свою.

– А все-таки хорошо, что я вам позвонила.

Ничего остроумного в голову не лезет, и я предлагаю:

– Вам еще кофе налить?

– Нет-нет, спасибо. Я всю ночь глаз не сомкну.

«Вот именно», – думаю я.

– Давайте я посуду помою.

– А для чего тогда Господь посудомоечную машину изобрел?

Обручального кольца на пальце нет.

– Значит, я остался без работы.

Голубые глаза. Нет, серые.

– Это как посмотреть.

Хрипя и задыхаясь, весь в соленом липком поту, я откидываюсь на ее подушку. Ох, объелся досыта – сыт, сыт! Хорошо быть молодым – ну, не очень молодым, но все-таки, – до отвала насытившимся мужчиной. Лежим бок о бок, дыхание успокаивается, сердце перестает колотиться, приходит в норму.

– В следующий раз – если тебе захочется, конечно, – обещаю исполнить свой долг с чувством, с толком, с расстановкой, – говорю я.

– А ты договорись о следующей встрече. Может быть, я смогу тебя… принять.

Я захожусь в хохоте, и мой обмякший жезл выскальзывает из нее. Она протягивает мне бумажные салфетки, поворачивается на бок и, промокнув у себя между ног, натягивает липкую простыню. На презервативе она не настаивала, вот я и рискнул: все равно она рискует больше меня, а в нашем деле главное – передача риска, это вам любой преуспевающий бизнесмен подтвердит. Широкая кровать занавешена бордовым пологом; под ним тепло, темно и уютно.

– Твой врезной замок полностью соответствует требованиям техники безопасности.

Она шутливо шлепает меня тыльной стороной руки.

– Нападение на сотрудника полиции – серьезное преступление.

– Ой. Ты на меня наручники наденешь?

– Ого! Ты мне, случайно, не снишься?

– А ты поспи – тогда и узнаешь, – говорит Хлоя, целуя мне сосок.

– Поспишь тут, когда рядом обнаженная богиня.

Она целует мне веки:

– Приятных снов, детектив.

Я зеваю во весь рот:

– Нет, правда, спать совсем не хоче…

Просыпаюсь, а Хлои рядом нет. Лежу, млею, весь такой расслабленный. Где-то за стеной стонут древние водопроводные трубы, в ду́ше плещет вода. Вытаскиваю из-под подушки свои часы: полвторого. Глубокая ночь на дворе. Ничего страшного, сегодня воскресенье, а на службу мне только во вторник. Ох, все пофигу: и вторник, и служба, и проклятое дело Малика. И Тревор Дулан. И интересы британской общественности. Вот пошлю всех на хер и все воскресенье – нет, всю неделю, а еще лучше целый месяц – из Хлоиной постели не вылезу. Только что-то мне покоя не дает. Что? Дурацкая мысль, вот что. А мысль такая: с какого перепугу эта умница, красавица и аристократка прыгнула в койку с полузнакомым мужиком? Такое только в порнофильмах происходит или в распаленном воображении моих коллег. В реальном мире такие, как Хлоя, второе свидание в траходром не превращают.

Погоди-ка, Гордон Эдмондс, какое еще «второе свидание»? Ты уже в пятый раз в Слейд-хаус приходишь. Забыл, чем тебя кормили, что ли? В первую субботу Хлоя приготовила бифштексы, во вторую – треску с картофельной запеканкой, в третью – пирог с олениной и «Гиннесом», в прошлую субботу был фазан, а сегодня ростбиф. Пять ужинов, пять суббот, пять бутылок вина, пять долгих бесед о том о сем и о всяком разном: о детстве, о политике, об общественной морали; о ее покойном муже и о моей бывшей жене; о Джоне Рёскине, викторианском искусствоведе. Вы же друг другу каждый вечер звонили, пожелать спокойной ночи и приятных сновидений. Ухаживание, может, и недолгое, но не похабное, а даже и вовсе романтичное. Ты – мужественный красавец-полицейский, в постели на высоте, так сказать. В чем проблема-то? Да, тебя полюбила Хлоя Альбертина Четвинд.